Но на тропе никто не появился. За всю дорогу до впадения ручья в озеро через тропу перепорхнул один рябчик, да пара поползней[2], перелетая с дерева на дерево, несколько минут суетились впереди меня, оглашая лес своим писком. Наконец, впереди, сквозь деревья показалась гладь таёжного озера.
«Всё-таки дошёл, – улыбнулся я сам себе. – Точнее, дополз».
Было ясно, что тропа вела на другую сторону ручья как раз туда, где находилась загадочная избушка с не менее загадочным дедушкой. Я перешёл ручей и, выйдя на чистое место, увидел крышу покосившегося строения.
«Интересно, как меня примет её полусвихнувшийся хозяин? – мелькнуло в сознании. – Собственно, какой бы приём ни был, он всё равно для меня хорош. Потому что выгнать того, кто плёлся к нему сквозь тайгу и горы почти два месяца, человек вряд ли сможет. Во-первых – не за что, и, во-вторых, он же не зверь, а такой же, как и я, двуногий. К тому же мой визит не просто так. Я званый гость, значит, отношение ко мне должно быть вполне нормальным».
Рассуждая таким образом, я смело направился к избушке. Когда я вышел на пригорок, передо мной открылась живописная картина. Домик оказался не один. Метрах в двадцати от него стояла, судя по всему, небольшая банька, а за ней маячил не то амбар, не то сарай. Второе строение смотрело на окружающий мир проёмами пустых окон, дверь в него была открыта, а рядом с ней лежала какая-то собака. При моём появлении она поднялась и, вместо того чтобы залаять или побежать в мою сторону, преспокойно усевшись, с невозмутимым видом стала наблюдать за вышедшим из леса бродягой-оборванцем.
«Что за странный мир? – пронеслось в моей голове. – Зайцы агрессивные, на людей бросаются, а собаки наоборот – спокойнее некуда».
Подойдя ближе, я заметил вторую собаку. Она лежала в тени между избой и баней и, подняв лобастую голову, тоже смотрела в мою сторону. С первого взгляда я понял, что передо мной два великолепных экземпляра местных эвенкийских лаек: серо-голубой масти, с белыми масками и такими же чулками, они на фоне ветхой избы, баньки и сарая казались выходцами из ныне забытого человечеством мира. Наконец первая лайка встала и медленно пошла в мою сторону, за ней поднялась и вторая собака. Только тут я увидел, какого роста эти лаечки. Рост кобеля на глаз был около 70 см, его подруга была немного ниже, но тоже далеко не маленькая. Тут я невольно вспомнил собак, которые мне когда-то достались от моего старого кондинского друга. Ни Халзана, ни Дамки давно не было в живых. Обе лайки погибли в огне неизвестно кем устроенного пожара. Страшная и нелепая смерть! От воспоминаний меня бросило в озноб. Та же самая порода, только собаки не чёрные, как мои, а серые. Неужели совпадение? Наверняка нет. Скорее это какая-то закономерность. Хранители орианской традиции упорно продолжают культивировать древнейшую породу домашней собаки – лайку наших далёких предков. Между тем огромный серый кобель, навострив уши и закинув пушистый хвост на спину, подошёл ко мне вплотную. Он внимательно, без тени агрессии, посмотрел мне в глаза, потом обнюхал мои сапоги, грязные, пропахшие костром засаленные порты и, неожиданно зарычав, с видом крайнего пренебрежения отправился на своё место.
