— А! Вот что! Да вы, милостивый государь, настоящий упырь, как я вижу! Уж не высасываете ли вы по ночам у детей кровь?
Но вдруг, негодование с новой силой наполнило душу Лугина, и он воскликнул:
— Проиграть в карты честь своей дочери! Не могу понять такой беспредельной подлости!
Призрак закинул голову, будто тигр, готовый броситься на добычу: казалось, уши его даже прижались плотнее к голове.
— Ты ли говоришь мне это? — прохрипел он злобно. — Не ты ли ставишь на карту душу свою из любви к женщине? Не думаешь ли ты, что «страсть к женщинам» лучше «страсти к игре»?
Лугин смотрел на него некоторое время, как бы в изумлении, потом сказал только:
— Демон!
— А не демон тот, кто из любви к женщинам, из жажды «мгновенного наслаждения, безумного и преступного», отрекается от всего святого, от вечного, от бесконечного, от бессмертного? Мы могли бы понять друг друга!
— Сатана! — сказал опять Лугин.
— Если ты так ясно сознаешь свой позор, — прибавил он, помолчав: — ты мог бы избавиться от него.
— Почему же ты не делаешь этого, если веришь в сознание, в это продажное зеркало, которое, в бессильном равнодушии, отражает все, что перед ним ни поставишь?
— Но зачем же ты все это делаешь?! — уже как бы умоляя и со слезами, воскликнул Лугин.
— Теперь я могу сказать тебе все… Страшная, неумолимая сила тяготеет надо мною, — смерть, — сказал призрак и затрепетал, содрогаясь, как приговоренный: — и только губя и истребляя других, могу я на краткое мгновение вырываться из-под ее обаяния и ощущать злобный, преступный огонь — не наслаждения, нет! — но только жизни. На пути же добра — нет для меня жизни. Но страшно то, — продолжал признак, содрогаясь снова: — что, с каждым новым шагом на этом ложном пути, с каждым новым преступлением — мое бессилие, при страшном напряжении воли и сознания, становится все глубже, и тем тяжелее тяготеет надо мною холодная рука смерти, отнимая меня у самого себя, тем большее усилие должен я употреблять, чтобы вырваться из-под нее. О, ужасно, ужасно!
И призрак весь затрепетал в невольном ужасе.
Лугин был страшно бледен. Лицо его было необычайно взволновано. Казалось, страшная внутренняя борьба происходила в нем.
— Это ты отдал, — воскликнул он вдруг: — свое презренное существование во власть темных и страстных сил, но не я! Я не поддамся им!
— Ты уже в их власти, — нагло смеясь, сказал призрак.
— Я свободен! — воскликнул Лугин, неистово взмахнув рукою. — Берегись, демон, что я поверю в эту призрачную женщину и полюблю ее, как живую душу! Тогда и всеми силами ада не отымешь ты ее у меня, не расторгнешь союза нашего!
