Глава 24
Внезапное исчезновение
В ту ночь я не могу уснуть. События дня воспроизводятся в моем мозгу. Неважно, насколько сильно я стараюсь, у меня никак не выходит выкинуть из головы слова людей. Трогательная проповедь отца о любви и отношениях, наезды мистера Слишком-Много-Скотча на маму за то, что она была королевой драмы, и даже относительно безвредные попытки Люка узнать меня получше.
Испробовав все мои обычные способы очистить разум, я беру с прикроватной тумбочки iPad и включаю его. Холли, спящая на соседней подушке, на мгновение поднимает голову, проверяя, что я делаю, и потом, решив, что это не стоит беспокойства, снова засыпает.
Так как я понятия не имею, где отец держит старые фотографии моей мамы, единственное место, где я могу ее увидеть, — это интернет. Я печатаю в знакомой поисковой строке «Элизабет Ларраби» и терпеливо ожидаю, пока гугл выдаст несколько страниц результатов. Нажимаю на «Картинки» и пролистываю все мамины фотографии в различных газетных вырезках, журнальных статьях и рекламных фотосессиях.
Родители поженились, будучи очень молодыми. Маме было девятнадцать, папе — двадцать. Он только начал развивать свою компанию, а его штаб-квартира находилась на кухонном столе их крошечной квартирки в Фресно[20].
Эр Джей родился через два года после свадьбы, а еще годом позже отец заработал свой первый миллион. К тому времени как я появилась, немногим меньше чем через девять лет, «Ларраби Медиа» стала мультимиллионной корпорацией, а отца называли Воплощением дитя успеха.
Именно поэтому большинство фотографий, глядящих сейчас на меня, сделаны в последние годы жизни мамы, когда семья Ларраби начала становиться узнаваемой и именем нарицательным.
Я мельком проглядываю несколько фото с ковровых дорожек и семейные портреты, пока не нахожу свое любимое. Оно из выпуска шестнадцатилетней давности журнала «Лучшее для дома и сада». Целых шесть страниц посвящены новому особняку семьи Ларраби в Бэль-Эйр и садам, которые напоминают ей ее любимые сады в Шато-де-Вилландри.
Фото было сделано вскоре после моего первого дня рождения. Родители учили меня ходить, в этих самых садах.
У меня нет каких-то достоверных воспоминаний о времени, когда мама была жива — и в этой семье никто не любит говорить о ней, — но мне нравится думать, что раньше все было по-другому. Что это было время, когда мы все были семьей. Может, не самой обычной, но по крайней мере настоящей. А не этой излишней пропагандой, которую Кэролайн нагнетает в прессе.
