Прощальное эхо | страница 98



— Я знаю продукцию вашей компании, — произнесла она наконец. — У меня есть знакомые, которые положительно о ней отзываются.

— Я очень рад, — улыбнулся Томас.

Она вдруг подумала, что улыбка у него по-настоящему приятная, искренняя. Хотя пингвин, он и есть пингвин, хоть с миллионным состоянием, хоть с одним фунтом стерлингов в кармане.

Солнце все так же золотило осеннюю листву, но с севера неожиданно потянуло холодом, напоминающим о приближении слякотной осенней поры. Оксана поежилась. В тоненькой блузке было холодновато. Но день еще в самом разгаре, и программу придется отрабатывать до конца.

— Куда бы вы еще хотели пойти? — спросила она у Клертона. Он поднял на нее свои небольшие глаза, оказавшиеся на поверку водянисто-голубыми, потом покачал головой и наконец произнес:

— Знаете, Оксана, в Москве еще очень много мест, которые мне хотелось бы увидеть, но ведь у нас впереди еще две недели, правда? А сегодня я благодарю вас за то, что вы согласились посидеть со мной в саду и побеседовать. Кстати, у вас приятный, очень правильный английский. Если позволите, я возьму для вас такси, и шофер отвезет вас домой.

Она взглянула на него удивленно, и солнечный зайчик с его очков брызнул ей прямо в глаза. Отдохнувшие ноги болели уже меньше, ей казалось, что она сможет продолжить прогулку. Но Томас поднялся и подал ей руку. Оксана оперлась о его ладонь и с удивлением почувствовала, что он поддерживает ее бережно, но уверенно, как больную. И она поняла, безошибочно почувствовала, что он догадался про ее узкие туфли, но впрямую ничего не сказал. Предложил посидеть на лавочке, и все. Стараясь все-таки не демонстрировать свою временную инвалидность, она выпрямила спину и с солнечной улыбкой на лице поднялась вверх по каменной лестнице, заботливо поддерживаемая респектабельным господином в очках с модной оправой. На Воздвиженке Клертон поймал такси и заплатил шоферу вперед просто умопомрачительную сумму. Правда, адрес объяснять пришлось ей самой. Дверца машины захлопнулась. Улыбающийся Томас остался на тротуаре, а Оксана, прикрыв глаза, подумала, что в баранье рагу нужно будет добавить кетчупа и зеленого горошка, и еще, что у Андрея, кажется, нет на завтра чистой рубахи…

* * *

В общей кухне с отупляющей монотонностью капало из крана, а на душе было препогано. Наташкина комната располагалась как раз напротив этой самой кухни, и поэтому она обречена была слушать грохот чужих кастрюль, тарахтение воды в трубах и раздраженные плевки кипящего на сковородках масла. Но если в обычное время Наташка почти не замечала этих звуков, то сегодня все было по-другому. И, самое ужасное, нельзя было прибегнуть к спасительному, утешающему доводу, услужливо появлявшемуся всякий раз, когда раздражение сдирало с нее защитную завесу. Стояла глубокая ночь, и соседки мирно спали, каждая на своей кровати. А Наташка приговорена была страдать в одиночестве, слушая гулкие удары капель воды о эмалированную раковину. Ей не спалось, и на сердце было так же слякотно, как во дворе после дождя. Наташе не без основания казалось, что ее обманули…