Андрей вяло кивнул. Меньше всего ему хотелось сейчас беседовать про студенческие годы, что-то вспоминать, но после того, как он увидел Алку, всплыло неприятное воспоминание… В маленькой общаговской комнате многолюдно, дымно, пахнет пролитым дешевым вином. Алка, уже совсем пьяная, безвольным мешком висит у него на шее. Потом ей делается плохо. Он поднимается с кровати вместе с ней и тащит ее в умывальник. Покрашенная зеленой краской стена туалета качается перед глазами. Алка никак не хочет укладываться спать на нижний этаж двухъярусной кровати-«вертолета». Она, словно неваляшка, упрямо поднимается и снова виснет у него на шее. Глаза у нее огромные и сладкие, как мед, губы жаркие и жадные. Он чувствует ее руку, расстегивающую его ширинку, и мгновенное, острое желание пронзает его до самых кончиков пальцев. Алка прижимается к нему и целует в шею. Он понимает, что не стоит поддаваться — они только друзья, не больше, и она к тому же пьяная. А «вертолет» раскачивается перед глазами, и ему хочется все сильнее, а рука ее такая умелая…
— Все, хватит, я больше не могу терпеть, — говорит Андрей.
— Ну и не надо, — отвечает Алка, — падая спиной на кровать и увлекая его за собой…
Наутро она выглядела больной, с отекшим лицом, с размазанной под глазами тушью. И он испытал неожиданное облегчение, когда она вдруг сказала:
— Знаешь, ни тебя, ни меня эта ночь ни к чему не обязывает, договорились?
— Договорились, — согласился Андрей, преисполненный благодарности за эти ее слова. Обычно женщины, наоборот, стремились быть ему обязанными, нужными, необходимыми. А вот Алка не захотела. Да и, конечно, зачем ей это? Она умная, сильная, нацеленная на карьеру. Был период, когда он видел, что нравится ей, наверное, даже очень, но все, слава Богу, давно прошло…
А сейчас она сидит рядом, чертит пальцем на белой скатерти непонятные узоры и как ни в чем не бывало говорит о том вечере, после которого он якобы стал звать ее Алкой. Что Андрею всегда не нравилось в бывших любовницах, так это ужасная манера в любой компании пытаться протянуть хлипкую нить интимности, якобы заметную только им двоим. Мол, ты-то помнишь чудные ночи, которые нас с тобой связывали? Он ничего не хотел вспоминать. Ему хотелось смотреть в Оксанины синие глаза, гладить подушечкой большого пальца ее гладкие, ровные ногти, вдыхать ее запах. А с Алкой он с удовольствием поговорил бы в другой раз, тем более что ее мужик за соседним столиком явно начинает нервничать.
