Оксана то ли недоуменно, то ли равнодушно пожала плечами и поплелась через прихожую. Том проводил ее взглядом и тихонько захлопнул дверь.
Ее чудные волосы, особенно крупная завитушка между лопатками, посредине спины, все время стояли у него перед глазами. Уже сидя в удобном и мягком кресле межокеанского лайнера, Том, казалось, до сих пор чувствовал их запах… Оксана, его чудесная Оксана, не должна была ощущать ни малейшего дискомфорта!.. Том тяжело развернулся и посмотрел в иллюминатор. Внизу растрепанной ватой лежали белоснежные облака, позолоченные утренним солнцем. Белые с золотом, как ее волосы… Он вдруг вспомнил, что именно в тот день возникла эта прозрачная стена. Теперь, целуя губы Оксаны, лаская ее плечи, он постоянно ощущал легкий холод музейного стекла. Она была где-то рядом, как драгоценный бриллиант, прикрытый прозрачным колпаком, и все же до нее нельзя было дотронуться. Нельзя, просто потому, что нельзя! Пусть лучше будет скучно, однообразно и без искорки живого огня. Пусть будет только физическое облегчение, разливающееся от живота к груди и ногам, пусть будет паршиво и гадко на душе, так, будто сделал что-то нехорошее, недостойное. Пусть лучше так!.. Потому что не может быть ничего отвратительнее, оскорбительнее для глаз красивой женщины, чем наблюдать неуклюжую, неконтролируемую животную страсть толстого сорокалетнего мужчины. Ничего не может быть отвратительнее для женщины, которая этого мужчину не любит…
Неслышно подплывшая стюардесса предложила на выбор вино, коньяк, виски и джин. Том вежливо отказался. И без алкоголя его достаточно сильно укачивало в самолете. Он никогда не был «настоящим, крутым мужчиной» и, стыдно сказать, боялся высоты.
Взобравшись однажды на самую безумную, опасную высоту в своей жизни, когда Оксана запросто сказала: «Да, я буду твоей женой», он совсем по-детски ахнул. Она не рассмеялась и снова внятно повторила: «Я буду твоей женой, потому что мне с тобой хорошо». И он, бедный, наивный Том Клертон, решил, что и в самом деле сможет сделать так, чтобы ей было хорошо, чтобы она ни в чем не раскаивалась. Но не получилось… Он еще по-прежнему продолжал гордиться ее красотой и обаянием, а на фигуры и лица других женщин смотрел только для того, чтобы безоговорочно и с удовольствием сделать сравнение в Оксанину пользу, но уже с тревогой замечал, как тают и тускнеют живые искорки в ее глазах. Она уходила куда-то за горизонт, отдалялась, но, самое главное, стала несчастной. И виноват во всем был только он, самонадеянный и эгоистичный Том Клертон. «Это обман во благо!» — прошептал он и закрыл глаза…
