Прощальное эхо | страница 27



— Надеюсь, ты не везешь с собой ничего бьющегося и хрупкого? — спросил он все так же доброжелательно. — А то еще пара таких поворотов, и я могу провиниться.

— Кроме своих личных вещей, я везу шерстяной костюм-тройку для отца и набор хорошей лечебной косметики для мамы. Таможенную декларацию мне предъявить сейчас или подождем до аэропорта?

— Ну зачем ты так? — Том покачал крупной некрасивой головой и поморщился. — Ты просто расстроена, радость моя. Наверное, чувствуешь себя виноватой из-за дурацкой поездки в Италию и поэтому нервничаешь, да?.. Не стоит даже думать об этом! Мы прекрасно отдохнем в другой раз. Понимаешь, желание увидеть маму — это совсем не глупость и не каприз. Ты — хорошая, любящая дочь и… В общем, езжай, отдыхай и не думай ни о чем неприятном!.. Погуляешь по Москве, встретишься с друзьями, может быть, зайдешь в тот, наш ресторан. — Он изобразил на своем одутловатом лице подобие романтической, светлой полуулыбки. — Я в этот раз хотел там поужинать, но хозяева затеяли то ли профилактику, то ли перестановку мебели, в общем, заказы по телефону не принимали, а только извинялись и просили заглядывать через недельку…

— А почему ты так уверен, что я буду ходить по подругам и ресторанам, а не по любовникам? — вдруг поинтересовалась Оксана. Том то ли вздохнул, то ли крякнул, то ли просто шумно выпустил из волосатых ноздрей воздух, как внезапно проткнутый воздушный шарик. Она не почувствовала ни раскаяния, ни жалости, только тревогу, пронизанную раскаленными нитями отчаяния. Наверное, бойцовый кролик не знает, что такое жалость, один только страх мечется перед его круглыми глазками. Последние сутки Оксана почему-то ощущала себя маленьким и одиноким бойцовым кроликом. О том, что такие кролики бывают, она прочитала в детстве, кажется, у Сетон-Томпсона или у Бианки, но вот как они сражаются, толком не поняла. Представлялось почему-то только бессмысленное и жалкое подергивание передних лапок да глупые удары в бессильной, слепой ярости, порожденной страхом, наносимые куда попало… Она нападала на Клертона, потому что чувствовала себя виноватой, а значит, страстно хотела, чтобы он тоже ответил резкостью, грубостью, вывалился наконец из своей идеальной, безукоризненной скорлупы. Тогда обманывать его было бы не так стыдно.

— Прости, со мной в последнее время невесть что творится, — Оксана скользнула вздрагивающей ладонью ото лба к подбородку, с облегчением чувствуя, как пропадает призрак ушастого испуганного зверька, нелепо размахивающего лапками. — Прости, ладно?