- Отдохнули? - поднялся Петр Андреевич.
- Пошел все по местам! - бухнул басом Беллерсхайм, натягивая рукавицы с таким видом, будто готовился к драке.
Матросам не пришлось объяснять, куда идти и что делать. Рабочие места у них уже определились. Появилось и ощущение товарищеского плеча.
Петр Андреевич связался по телефону с ходовой рубкой и объявил работающим, что крен уменьшился на два градуса. Это было немного. Но все же опасность убывала.
В трюме появились новые люди. На некоторых из них виднелись перевязки.
Новички обступили Ивана Акимовича, старались объясниться с ним знаками.
- Добро, добро! Сейчас пристрою вас к делу.- Иван Акимович довольно подмигнул товарищам.- Домнушкины крестники.
Петр Андреевич первым заметил пробирающегося по грузовому отсеку Джима Олстона.Что принес в трюм безликий старший помощник, не смеющий в присутствии капитана и рта раскрыть? Почему он не позвонил по телефону, а пришел сам? Во всем этом было что-то тревожное. Джим Олстон быстро спустился к нему и стал искать взглядом Морозова. Именно Морозова. На ожидающего зова Олафа Ларсена он почему-то избегал смотреть.
Старший помощник подождал,пока Морозов подошел к нему, и тихо произнес два слова. Морозов посмотрел в его лицо непонимающими глазами. И только после того, как Джим Олстон повторил сказанное, он, запинаясь, тихо перевел.
- Капитан… застрелился.
- Застрелился? - Петр Андреевич оглянулся, как бы проверяя, какое влияние окажет тяжкая весть на окружающих. Не увидят ли они виновника самоубийства в нем, пришлом с другого судна, в его напористости?
Работы приостановились. Матросы видели: старший помощник сообщил русским нечто важное.
Джим Олстон протянул Морозову сложенный вчетверо лист бумаги и сказал.
- Письмо капитана.
- Читай.- Петр Андреевич увидел, как матросы медленно стягиваются к ним, и, избегая смотреть на них, напомнил:- Читай тихо. Олаф Ларсен понимает по-русски.
«Дорогая Эдит, Ральф, Гарри и Гертруда!…» - начал Морозов.
Эдит - жена его,- вставил Джим Олстон.- Ральф и Гарри- сыновья. Гертруда - дочь. Капитан назвал ее так в честь…
- Понимаю,- кивнул Петр Андреевич.
«…Трудно уходить из жизни, сознавая, что это единственная возможность избавиться от суда, позора, гражданской смерти,- продолжал читать Морозов.- Но иного выхода у меня нет.
За четверть века службы я достиг большого доверия компании, уважения товарищей и экипажа.Это-то и обернулось против меня с такой силой, что никто и ничто не может спасти меня. Перед выходом в рейс меня пригласил шеф и с глазу на глаз предупредил, что на «Гертруде», возможно, произойдет серьезная авария. Возможно, судно потеряет ход, а вместе с ним и управление. В высоких широтах,на огромном удалении от доков, авария может привести к гибели судна. Стоит ли рисковать людьми, отстаивая пароход, второй год почти не дающий дохода? Все равно его придется скоро сдать на слом. Шеф ничего не сказал о страховой премии.Нужно ли было напоминать мне,старому капитану, о столь простой истине? Зато он очень кстати вспомнил о моей пенсии. Заглянул в контракт и прочитал пункт о том, что компания дает мне пенсию за полных двадцать пять лет беспорочной службы. Следовательно (дал мне понять шеф), если меня уволят за три месяца до срока, то я потеряю право на пенсию.
