Тем не менее Юлия сделала вид будто ничего не случилось, и стала обращаться с ним так, как он этого заслуживал: как с усердным, но неопытным сотрудником. Она надеялась, что со временем напряжение в их отношениях спадет.
Но Нойнер отнюдь не был преисполнен добрых намерений, как она. Он, как ей казалось, нарочито обращался с ней, как с пожилой дамой. Он любезничал с манекенщицами и при этом делал вид, что опасается ее гнева, если она вдруг заметит его при ухаживании. Если они все вместе сидели после работы, любой разговор в группе вокруг Ханса-Георга Нойнера умолкал, как только появлялась Юлия, чтобы дать указания или просто попрощаться. Когда же она поворачивалась и уходила, за ее спиной хихикали. Казалось, Нойнер стремился к тому, чтобы выставить ее в таком нелепом виде. При этом он действовал так расчетливо и осторожно, что не давал ей никакого повода осадить его.
После окончания демонстрации моделей Юлия обычно ходила среди столов, чтобы спросить клиентов об их впечатлениях, показать им образцы тканей и в случае необходимости принять заказы. При этом Нойнер всегда был рядом с Юлией и избавиться от него можно было только с помощью какой-нибудь грубости.
Однажды он подвинул ей стул: — Пожалуйста, садитесь же, госпожа Пальмер!
— Благодарю вас, — покачала головой Юлия: у нее ужасно устали и болели ноги.
— Пожалуйста! Вы не должны слишком много брать на себя.
Сидевшие вокруг клиенты поддержали его.
— Ну хорошо, так действительно будет удобнее, — согласилась Юлия и уступила просьбе.
Потом она потребовала от Нойнера объяснений.
— Зачем вы это сделали? Вы что, не знаете, что я могу садиться с клиентами только в том случае, если они сами выражают такое желание?
— Я ведь хотел сделать как лучше, — защищался он. — Вы действительно выглядели очень уставшей.
— Не морочьте мне голову! — прошипела она.
— Но мне показалось.
— Вы сознательно разрушаете мой образ!
— Какой же это образ?
— Образ здоровой, закаленной, оптимистично настроенной личности.
Он задумался.
— Я боюсь, вам это только кажется.
Конечно, Юлия знала, что уже не выглядела такой юной и свежей, как раньше. Однако Нойнер был первым, кто позволил себе обратить ее внимание на это. Больше всего ей хотелось сейчас дать ему пощечину.
— Здесь распоряжаюсь я, — заявила Юлия, — и если вы хоть раз еще вмешаетесь в мои дела, я отправлю вас домой, невзирая ни на «Про Фобис», ни на Элвиру Хаген.
Эта угроза подействовала таким образом, что теперь он стал заботиться о ней с преувеличенным вниманием. Он распахивал перед ней двери, прислуживал, если она выражала какое-то желание, и вскакивал, чтобы принести ей стакан сока. Юлия была бессильна против такой обезоруживающей наглости.
