Все стихло.
Керстен Роде поднялся на свое возвышенное место, на котором стояло большое кресло, дал команду произвести пробную греблю, а затем был отдан приказ распустить паруса.
Якоря уже втянуты канатами на палубу.
Флотилия тихо тронулась в путь.
Английские корабли салютовали уходящим в море русским судам барабанным боем и игрою на трубах.
Красавцы корабли с развернутыми парусами медленно пошли к морю.
— Умаялся я! Душа моя страхом изранена, — говорил Курбский жене. — Не неволь меня… Не нахожу в себе сил далее обманывать царя. Лучше бы мне жизнь свою потерять, нежели посрамить свое старейшинство… Благодарности не жди от него! Все забыл. Новым молодцам, безродным выскочкам, разбойникам велит уступать места. Князь я был Ярославский — им и останусь. Не преклоню головы перед бродягами. Не покорюсь…
Жена Курбского, худая, бледная женщина, дрожала от страха, слушая гневные, полные отчаяния слова мужа.
— Писари наши русские верховодят всем, — продолжал Курбский. — Им же князь великий зело верит. Избирает их не от шляхетского рода, не из благородного, но от поповичей или простого всенародства… Творит новых вельмож своих, желая один веселиться на земле…
Испив воду, он продолжал:
— Коли ты хочешь меня видеть мертвым перед собою, то я не отъеду и погибну от руки кровопивца. А коли хочешь, чтобы жив я остался…
Скрипнула дверь: вошел сын Курбского, румяный, русоголовый подросток.
— Батюшко! — весело крикнул он. — Смотри, какую щуку я поймал.
Князь рассмеялся, взял из рук сына рыбу, с напускным любопытством осматривая ее.
— Глянь, какие зубы! Ух, укусит!
Сын отскочил от щуки, испугавшись зубастой головы.
Мальчик не понимал того, что происходило в доме. Его удивляло лишь, почему матушка не убирает уже второй день горницы, как всегда, вместе со своими сенными девушками и не покрикивает на них. Напротив, она стала какой-то доброй и кроткой с ними в последние дни. Непонятно и то, что отец перестал объезжать верхом ночные караулы на улицах Юрьева, небрежно одевается в старый кафтан и редко выходит на улицу. Раньше отец каждый день менял новые шелковые рубахи, а теперь ходит в одной и той же темно-серого цвета, которую раньше и не носил. Отец подолгу молится у себя в божнице, много дольше, чем это было прежде, а уединившись, говорит все время о чем-то с матушкой.
— Пойди покажи рыбину бабушке, — сказал князь, погладив по голове мальчика.
Тот испытующими глазами посмотрел в лицо князя. Отец теперь часто отсылал его куда-нибудь, когда хотел поговорить с матерью…
