Коннел неохотно кивнул:
– Справилась. Принц остался доволен, но это неудивительно. На него произвели впечатление классное платье и жемчуг, и уж конечно, он заметил, как ты пожирала его колдовскими зелеными глазами и хлопала ресницами. Однако ты быстро сообразила, что уловки не действуют, и перешла к запасному варианту.
– Правда? И что же это за вариант, Коннел? Просвети меня. Я заинтригована.
– Кажется, я знаю, почему ты сохранила девственность, – медленно произнес он. – Твоя мать была помешана на сексе, и ты быстро поняла, что девственность – самый дорогой подарок, который женщина может преподнести мужчине. Уникальный. Неповторимый.
– Не понимаю, к чему ты клонишь.
– Не прикидывайся. Хотя у тебя нет образования, зато есть острый ум, Эмбер. Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Зачем было разыгрывать передо мной опытную соблазнительницу? Нас влекло друг к другу, но мне нужен был только секс. Более того, мы обо всем договорились, как взрослые, отвечающие за свои поступки люди. И вдруг сюрприз – ты девственница! Впрочем, если подумать, что в этом удивительного? – коротко засмеялся он. – Богатая в прошлом женщина, которой теперь нечего предложить, кроме девственности, бросается в объятия старомодного мужчины, прекрасно осознавая последствия.
– Какие именно последствия?
Взгляд холодных глаз, казалось, проникал прямо в мозг.
– Не имеет значения. Во всяком случае, не сейчас, – сказал он, сжав губы. – Каким идиотом я был, когда затащил тебя в постель!
– Тогда сделай нам обоим одолжение и выметайся отсюда сию минуту.
Эмбер не ожидала, что он воспримет ее слова буквально, однако именно так и поступил. Нетерпеливо откинув простыню, он соскочил с кровати, как ужаленный. Однако вид прекрасного обнаженного тела совершенно заворожил Эмбер: она не могла отвести взгляд. Коннел остановился у окна. Его мощный силуэт эффектно вырисовывался на фоне звездного неба и сияющей луны. Эмбер думала только о том, как красиво бледные ягодицы сочетаются со смуглой спиной. Несколько минут назад его сильные ноги сплетались с ее ногами, и в его объятиях она чувствовала себя слабой и покорной.
Однако Коннел все испортил своими рассуждениями, представив так, словно она использовала девственность как инструмент торговли и хладнокровных манипуляций. Почему же, несмотря на несправедливые обвинения, она до сих пор желает его? Почему хочет чувствовать его губы на своих губах, его руки на своих бедрах, тяжелый вес его тела, прежде чем он глубоко входит в нее? Может быть, как ее мать, она из тех женщин, которых возбуждает жестокость?
