Нога судьбы, пешки и собачонка Марсельеза | страница 51
Они шли тихо-тихо, едва касаясь пола подошвами, а может быть, и вовсе не касаясь его. Антон Павлович следил за ботинками с дивана, и сверху нельзя было разглядеть, идут ли они или парят.
Ботинки приблизились и остановились, точно хотели убедиться, спит ли Антон Павлович или только притворяется спящим. Антон Павлович в ужасе зажмурился и отчаянно захрапел.
Наконец ужасные ботинки, убедившись, что Антон Павлович не притворяется, отошли от дивана и несколько раз прошлись туда-сюда вдоль книжных полок, с видимым удовольствием разглядывая собрания сочинений.
Антон Павлович угрюмо и недоверчиво следил за гостями из щелочки левого глаза.
Ботинки остановились под Шопенгауэром, задумчиво покачались на подошвах, еще раз недоверчиво оглянулись на Антона Павловича (Антон Павлович опомнился, зажмурился и захрапел с новой силой), после чего подошли к письменному столу и склонились над шахматной доской.
«Не могут ботинки склониться над доской!» – приоткрыв щелочкой глаз, раздраженно подумал Антон Павлович.
«Надеюсь, мне это снится!» – возмутился Антон Павлович.
«Разумеется, мне это снится!» – успокоил себя Антон Павлович, а тем временем неприятные гости, повернувшись к хозяину спиной, стояли неподвижно, задумчиво склонившись над шахматной доской.
Антон Павлович, до сих пор очень боявшийся ботинок и лежавший под одеялом неподвижно, как высохший таракан между стекол, вдруг почувствовал, как страх в нем тускнеет, сменяясь справедливым гневом.
Это его шахматная доска и это его партия, и никто на свете, кроме него самого, не имеет права задумываться над ней.
«С меня хватит!» – подумал Антон Павлович.
«В конце концов, не зарежут же меня эти ботинки!» – подумал Антон Павлович и уже хотел решительно шевельнуться, чтобы вспугнуть нахальную обувь, как вдруг подумал еще.
«А если все-таки…» – подумал еще Антон Пав-лович.
«Если все-таки… зарежут?» – подумал он и со страхом покосился на обувь.
Антону Павловичу стало муторно и тошно.
«Ведь бывали уже, наверное, такие прецеденты… Такие случаи, – продолжал рассуждать сам с собой Антон Павлович, забиваясь от ботинок поглубже в диванный угол, – когда ботинки резали людей? Приходили, пока человек спит, и – чик! – резали человека, а потом уходили совершенно безнаказанно…
Душили шнурками…
Наверняка душили!
Боже, какой ужас!
Это проклятая Феклиста накаркала!..
Что же мне делать?!
Я надеюсь, мне все это снится!» – думал затравленно в своем углу Антон Павлович, пока ботинки совершенно безнаказанно разгуливали по его доске, разбрасывая мысками фигуры.
