Дзэн является одновременно и неодолимо притягивающим и невыразимо отталкивающим. Дзэн притягивает нас по многим причинам. Во-первых, потому что наконец мы имеем веру, в которую не нужно верить. Никаких догматов, никакого ритуала, никакой мифологии, никакой церкви, никакого священника и никакой священной книги — какое облегчение!
Во-вторых, дзэн, даже просто как слово, позволяет нам осознать, что все самые глубокие переживания в жизни, в музыке, в искусстве, в поэзии, в юморе и т. д., как бы они не различались между собой и при каких бы разных обстоятельствах не возникали — они имеют сходный "вкус" или "запах", некий общий элемент, который представляется основным. Эта идея, конечно, опасна в своей монистической, научной, философской, непоэтической тенденции, но тем тверже должно настаивать на разнообразии, множественности и индивидуальности проявлений дзэна. Единство нам также необходимо, как и множественность, а значит, слово "дзэн" обычно апеллирует к тому глубинному единству, которое скрыто под поверхностью жизни. Но таким же глубоким является и наш опыт различения. Ведь условием существования вещи является сохранение ее индивидуальности, и в то же время она не может существовать в полной изоляции. Шпенглер по-разному "оценивает" различные культуры мира, которым его гений (хотя это может быть всего лишь национализм и мизантропия) отказывает в возможности взаимного понимания, то есть отрицает их сущностную идентичность. Та же ошибка часто совершается по отношению к отсутствию эго в японском муга[1]. Отсутствие самости является здесь неподходящим, а натянутое сравнение со Сверх-Душой или чем-то в этом роде тоже ничего не привносит, поскольку от того, что мы ущипнем Сверх-Душу, она не вскрикнет. То, что нам нужно, вроде бы и можно и одновременно нельзя ущипнуть, а вот эго позволяет щипать себя. А значит, требуется отсутствие самости и, одновременно, юга — полнота самости; тогда мы в порядке, подобно Шекспиру, когда он был Гамлетом и одновременно Шекспиром, датским принцем и английским драматургом.
Третья причина, по которой дзэн так легко принимается, говорит нам — словами Хэзлита — что только то, что нас интересует, — интересно. Дзэн приносит пользу. Делает горы более гористыми и долины более долинными, но в то же время снижает горы и выравнивает долины. У нас появляется идея чего-то, что мы всегда искали, сами того не ведая. Дзэн — это универсальность, которую мы всегда искали. Дзэн — это хороший вкус.
