— Ну, почему ты не скажешь ничего? Хороший бакшиш получил?
— Да, бакшиш! Я тут кое-что другое получил, а вовсе не бакшиш, — в явном раздражении бросил он. — Люди все хуже становятся. Нельзя доверять даже святым.
— Ты, наверное, имеешь в виду старого Мубарека? — спросил я его.
— Как ты о нем догадался? Дружок, что ли, его?
— О нет, скорее полная его противоположность. Мы — штиптары, о которых он вас предупреждал.
— Аллах, аллах! — ужаснувшись, воскликнул старик. — Так я и думал! Надеюсь, господин, ты пощадишь нас. Мы очень бедные люди. Мои внуки срезают ивняк у реки, а сын плетет из него корзины. Я же совсем никуда не гожусь, даже лозу не могу ошкурить. Ты же видишь, что пальцы у меня скрючились от подагры.
Он вытянул руки.
— Успокойся! — ответил я. — Разве ты видел хоть раз, чтобы штиптар носил тюрбан пророка?
— Нет, никогда.
— Среди штиптаров нет никого, кто бы вел свое происхождение от пророка; значит, я не разбойник.
— Но ты же только что сказал, что вы — те самые штиптары, о которых нас предупреждали.
— Да, мы те самые люди, но, что мы штиптары, это, конечно, ложь.
— А где же хозяин этого скакуна?
— Это я. Мы поменялись лошадьми, и я переоделся, чтобы люди, которые хотели нас схватить, не сразу нас узнали. Послушай, а на тебя, похоже, Мубарек произвел плохое впечатление?
Я адресовал вопрос сыну, а тот ответил, обращаясь к отцу:
— Да. Впрочем, не только на меня, но и на свояка. Ты видел их лошадей?
— Как я мог видеть? Было раннее утро. Я еще в постели лежал, и дом был окутан туманом. Так что же случилось с зятем?
— Его обокрали!
— О Аллах! Этого бедного человека, который только что потерял жену — твою сестру и мою дочь. Что они взяли у него?
— Лучшую из двух лошадей.
— О небеса! Почему они отняли лошадь у него! Они могли бы обворовать богатея, которого щедро осыпал дарами Аллах. Так, значит, Мубарек был заодно с ними? С каких это пор святые отшельники превратились в конокрадов?
— Нет таких святых, как прежде. Всюду хитрость, ложь и обман. Будь передо мной самый набожный марабут[10] или самый знатный шериф, все равно ему не поверю.
При слове «шериф» он бросил выразительный, полный недоверия взгляд в мою сторону. Теперь я знал, что он пережил, и понимал, на что он намекал. Поэтому я сказал ему:
— Ты прав. В этом мире много лжи и коварства. Но я хочу быть честным и откровенным с тобой. Я не штиптар и не шериф, я франк, не имеющий права носить зеленый тюрбан. Посмотри-ка сюда!
Я снял тюрбан и показал мою шевелюру.
