От Северского Донца до Одера | страница 74
Я поцеловал мать, которая направилась в свою комнату, а дочь на минуту задержалась в моей. Я снова целую девушку, с большей страстью и с меньшей пристойностью, но не заходя слишком далеко. Я целую ее снова и снова, и тут возвращается Андре. Она уходит к матери и сестре. Спокойствие воцаряется в доме, но не в моем сердце, и я лежу, терзаемый любовными муками! У нас с Андре отдельные кровати, с постельными принадлежностями и подушками, но что в них проку? Я мог бы растянуться где угодно. Я почти не сплю, больше мечтаю, воображаю самые невероятные картины, мечтаю с широко открытыми глазами.
Утром нас разбудили звуки проснувшегося дома. Мать и дочери уже на ногах, и я вижу свою Дульсинею, умывающуюся в гостиной. Она не обнажена, но на ней только тонкая сорочка, и ее движения при умывании приоткрывают сокровища, которыми мне никогда не обладать. Я вижу ее спину и наблюдаю за моей красавицей без всякого смущения. Ну не дурак ли я? Как можно было сомкнуть ночью глаза, хотя бы на секунду? Все равно дверь между нами на ночь не запиралась. Но я подозреваю, что судьбе было угодно, чтобы все случилось именно так. Она поворачивается, надевает юбку и видит, что я наблюдаю за ней. Разумеется, я краснею, но она улыбается мне, одаривает понимающим взглядом, и мое смущение улетучивается. Когда мы входим в гостиную, для нас уже приготовлено два ведра, полных свежей воды. Теперь мы чистые и похожи на цивилизованных людей! Садимся к столу, и мое сердце учащенно бьется, поскольку я чувствую, что скоро наступит благодатный момент, мимолетный момент блаженства. На мгновение я снова стискиваю ее руку, более трепетно, чем вчера, поскольку знаю, что скоро все закончится и у меня останется только память в сердце и грустные воспоминания. Поскольку завтрак окончен, хороши любые предлоги, чтобы тянуть время и отсрочить расставание, но ничего не поделать, этот момент наступает! Мы все обнимаемся и смотрим друг другу в глаза. Вижу слезы, даже в глазах матери. И моя рука инстинктивно гладит ее по щеке. Я крепко прижимаю к себе мою брюнетку с сине-зелеными глазами и задерживаю дыхание, когда обнимаю ее. Adieu, моя маленькая черкешенка! После чего мы быстро уходим; ускоряем шаг и не оглядываемся, пока не отходим на расстояние достаточное, чтобы не видеть слез. Они, все трое, стоят на верхней ступеньке крыльца и не перестают махать нам вслед. Дорога делает поворот, и память сотрет все начисто. Последний взмах рукой, последний взгляд… как грустно. Думаю, я только что совершил свой единственный – или самый прекрасный – подвиг за всю свою войну!