- В самом деле, Оскар, ты слишком добр! - сделанной томностью протянула Элеонора Прукстер. - Разве можно терпеть этого коммуниста в рясе - и где? - у нас, на военном заводе!
- Сейчас каждый лезет в политику, - сказал редактор Милбэнксон. - Все стали государственными деятелями. Ученые рассуждают о политике, священники рассуждают о политике…
- Да что там! - перебил редактор Пэрч. - Маленькие дети рассуждают о политике. Недавно в Томбире эти сторонники мира устроили демонстрацию. Вперед пустили ребятишек с плакатами: «Мы не хотим быть убитыми атомной бомбой». Даже дети считают своим долгом иметь политические взгляды!..
- Вот именно! - подхватила снова госпожа Прукстер. - Раньше было проще: каждый делал то, к чему приставлен. И правильно: раз ты священник - молись, ученый - изобретай… Ведь вот Оскар: раньше завод производил прожекторы, а теперь понадобились эти «лучи Ундрича» - и что же, разве Оскар рассуждает о политике? Нет, он молча делает что требуется…
- Ах, госпожа Прукстер, - восторженно воскликнул редактор Пэрч, - поражаюсь я вашей способности так просто и ясно излагать самые важные вопросы…
- Хорошо, если бы этой способностью обладали ваши газетные работники, - мрачно заметил Прукстер.
- Мы делаем, что можем, - скромно сказал Пэрч.
- Что можете!.. Мало вы можете… Священник открыто проповедует мир, а вы терпите…
- Но он же отъявленный коммунист!..
- Э, бросьте, Пэрч! Вы не хуже меня знаете, что он такой же коммунист, как вы турецкий султан. Давайте же, черт возьми, хоть себе будем говорить правду. Себя-то зачем обманывать?
- Да, да, правду… Иногда хорошо… Правду… Себя обманывать… вот именно… хорошо… - вставил судья Сайдахи.
- Постойте, не мешайте, господин судья, - отмахнулся Прукстер. - Ведь что мы можем противопоставить этому проклятому воззванию? Только уверения, что оно коммунистическое. Но если его начинают подписывать такие люди, как этот Фредерик… Рушится единственный аргумент… Элеонора права: каждый должен делать то, к чему приставлен. Но у нас так: и священник, и ученые, и дети делают политику, а вот господа журналисты, которые именно и приставлены к этому делу, ворон ловят. - Прукстер обратился явно к обоим редакторам. - Да-с, господа, дети своими плакатами делают больше, чем вы своими газетами. Поучитесь у детей!
Хозяин был совсем не в духе. Он, конечно, был несправедлив к своим редакторам: оба трудились, не щадя ни сил, ни остатков совести, но ведь всегда так: если человек богат, он найдет на кого переложить вину за собственную оплошность. Господин Прукстер никак не мог признаться себе, что сделал оплошность в переговорах с рабочими. Снова и снова приходится повторять, что господин Прукстер был принципиален, а одним из принципов его и была твердая вера в то, что хозяин не может ошибаться, не может быть виноват. Что вообще значит слово «виноват»? Значит, кто-то, рассудив, признал за ним вину. А разве смеют хозяина судить?!
