— Рубите же!
Первый удар оказался слишком слабым, второй — чересчур сильным, кость хрустнула, точно фарфоровая, и рассыпалась в осколки, осколки полетели на пол. Он проворно подобрал их и сложил на бумагу.
— Вот, извольте...
Женщина немо мигала кукольными глазами. В голосе прозвучала укоризна:
— Поваляли по полу, а потом даёте.
— Не хотите брать, ступайте к другому продавцу или в другую лавку.
— Как вы разговариваете! Ничего себе, приказчик... Я пожалуюсь хозяину.
Есенин, приблизив к ней лицо, сказал вполголоса, как по секрету:
— Хоть самому царю. Не боюсь.
Сзади Есенина появился отец. Как он мог очутиться тут?
— Доброе утро, Анастасия Витальевна! Вы чем-то расстроены? Вам не угодили? — Он приметил неумело завёрнутое мясо в её руках. — Я вам выберу другой кусок...
— Спасибо, не надо. — Она с удивлением глядела на молодого продавца. — Это ваш ученик?
— Сын, Анастасия Витальевна. Он вас не обидел?
— О нет! Хороший мальчик. Очень своеобразный... — Узенький рот её растянулся, и в улыбке показались ровные белые зубы; она ушла.
— Что ты ей наговорил? — спросил отец с беспокойством.
— Ничего особенного.
— Я её знаю лет двенадцать, это прислуга профессора Стрельбицкого. Впервые вижу её такой расстроенной. Нагрубил небось?
— Она долго ковырялась в мясе... Из терпенья вывела!.. Я посоветовал ей идти в другой магазин, если здесь не нравится.
— Я так и думал! — воскликнул отец с досадой. — Какое ты имел право выходить из терпенья? Это всё твоё?
— Если не моё, так позволено надо мной мудровать?
— Она не грозила пожаловаться хозяину?
— Обещала. А я ответил: хоть самому царю.
У отца безвольно повисли руки.
— При таком обращении с людьми ты на любой работе не удержишься. Что мне делать с тобой, Сергей, не знаю. Честно тебе говорю: не знаю. Осталась одна надежда — хозяин. Он обещал приставить тебя к делу. Уж постарайся быть с ним поучтивей, сынок... — Отец провёл по его рукаву пальцами, и в этом прикосновении было столько просьбы, даже мольбы, что сыну стало не по себе.
— Не беспокойся, папаша. Я постараюсь.
— Сними халат, в костюме ты лучше выглядишь...
Но халата снять Есенин не успел. В магазин вошёл высокий поджарый человек, пропустив впереди себя женщину; она была вся в белом — белое платье, белая шляпа, белые перчатки до локтей.
— Хозяин, — шепнул отец. — И с супругой.
Женщина своенравно вскинула голову, ленивым взором обвела помещение. За прилавком среди других продавцов приметила нового человека. Стремительно подступила. Оглядела его без всякого стеснения.
