Я не видел ничего или почти ничего, что походило бы на строительную площадку. Правда, у подножия горы стоял небольшой дощатый барак и рядом маленькая, наскоро сколоченная хибарка. Но и только. Ни обычных на стройплощадке рельсов узкоколейки, ни каких-либо дополнительных построек, ни вагонеток — ничего, что говорило бы о начале работ.
Внезапно до моего слуха донесся мерный металлический звон. Он возникал где-то за бараком.
Я обогнул барак и увидел странное зрелище. Двое рабочих, сидя у подножия горы, били породу ломами.
Некоторое время, незамеченный, я с молчаливым недоумением наблюдал, как ломы со звоном впиваются в породу.
Скала не поддавалась. Требовалось по нескольку ударов в одно и то же место, чтобы отколоть от нее маленький осколок породы.
— Тяжело долбать, ребята? — громко спросил я.
Рабочие опустили ломы и выпрямили спины. Один из них был в ватнике, в резиновых сапогах, другой — в комбинезоне. Оба они показались мне почти стариками.
— А ты кто такой будешь? Начальство или так? — спросил рабочий в ватнике.
— Вроде начальства, — ответил я.
— Понятно, — сказал рабочий в комбинезоне. — Подержи-ка, товарищ начальник. И он протянул мне лом.
Я взял.
— И мой прими, — сказал второй.
Я бессознательно взял и его лом.
— Ну вот, друг Агафонов Федор Иванович, — проговорил тот, что был в комбинезоне, — теперь инструмент, выходит, мы сдали. Счастливо вам оставаться!
Они начали стряхивать с одежды землю и каменную пыль. Я стоял с ломами в руках, растерянный, не понимая, что происходит. Рабочие, не глядя на меня, прошли мимо.
— Постойте, товарищи, подождите! — крикнул я, бросая наконец на землю эти проклятые ломы. — Куда же вы?
Они неохотно остановились.
— Ждать нам, начальник, некогда, — сказал тот, кого звали Федором Ивановичем, — до поселка еще долго ногами махать.
— Но кто вам разрешил бросать работу? — уже с отчаянием спросил я.
— Работу мы не бросаем, — спокойно возразил Агафонов. — Это не работа, а издевательство, вот что. Для такого дела мы не годимся, стары.
— Подождите, — сказал я, приближаясь к ним. — Объясните мне толком, в чем дело. Я начальник этого участка…
От моего уверенно-грубоватого тона не осталось и следа. Я чувствовал себя примерно так, как в «шайбе», и говорил не как начальник, а как проситель, как младший со старшими, как человек, боящийся, что его не дослушают до конца.
— Да уж надоело говорить, товарищ начальник! — произнес рабочий в комбинезоне; фамилия его, как я узнал позже, была Нестеров. — Вас-то, правда, мы в первый раз видим… А то придет начальство, спросит: «Ну как, рубаете породу?» — «Рубаем, будь она проклята, эта порода!» — «Ну, рубайте, рубайте!» И уедет… А теперь и нам надоело… Нарубали, хватит!
