Мы удалились из Сада и вышли на морозный двор. Было тихо и мягко на белом снегу. Святочные дни подарили бриллиантовую дорожку из дворца царей-кактусов. И Сад светился в темноте огоньками, точно неведомые ясли, где родился тайно и никому неведомо младенец, оставаясь прикрытым занавесью зимней ночи, где только волхвы стояли блаженно над младенцем. И казалось, что Христос спал в каждом кактусе, хоронясь в глубине его «сердца».
У выхода мы остановились у маленькой китайской яблоньки. Ее ствол был извилист и бросал силуэты на снег. И казалось, там, под «зонтом» веток, кувыркается радостный ребенок. Чем бы дитя не тешилось?
Мы шли по длинной белой тропинке, сверкающей серебром, как фата, и нам вслед чирикали синички как собравшиеся сваты, утешая, что январский святочный мороз совсем не страшен.
Нам сверкал миллион огоньков, как упавшие звезды далекого Млечного пути.
08.10.15.
Это дерево было похоже на акведук, в котором молился Фома. Стоял в длинной тоге. А в «нише» выросла целая пирамида грибов. Старое дерево, рассеченная кора, черное, похожее на читающего монаха, что смотрит на скрижали.
И тонкий мох на камне отдаленно напоминал о прокаженном, который может неожиданно затронуть или бросить лихой взгляд или провести грязным пальцем по твоей одежде или телу.
Страшно, страшно, только расщелина на дереве, как раскрытые крылья птицы, похоже на укрытие, сень, где можно найти защиту.
Странно, в парке опять все поменяли. Деревья точно расступились, а некоторым кустам подрезали ветки. И будто что-то развернулось как страница старой книги. Чего стоило продолжительное терпение – как читать целый том энциклопедии.
Издали силуэты растений напоминали рукава роботов, которые управляют жестко и точно, как винтаж.
Какая странная вишня изогнулась, будто кривая. Нет, ей неплохо. И стрижи могут чирикать и клевать сколько угодно возле нее.
Рядом дрозд пасется на газоне. И из травы светятся золотистая фольга и стеклышки. Я подняла стеклышко и обвернула его золотистой фольгой, чтобы не так слепило солнце, отражаясь от осколка стекла.
И Фома бубнит в акведуке, как жук:
– Некогда и принц бегал по траве и собирал мелкие цветочки для принцессы.
Спрятался жук в расщелине акведука – тайна, тонкая ветка, где завязалась родинка жизни, возникшая из множества совпадений.
А рядом лежит мертвая ворона без головы, значит, была больная. Строчки превратились в исчадие отгоревших мыслей. Я повеяла ими, точно испачкала все свое истинное раздумие. Надо бы устояться, уравновеситься?
