– Можете не сомневаться, – ответил полковник, уже внизу.
– Почему-то это странное желание глубоко запечатлелось в ее душе, – рассуждал доктор, очевидно, стараясь подобрать утешительное объяснение; но собеседники отошли уже далеко и дальнейшего их разговора я не слышал.
За обедом, под предлогом головной боли, Джон Сайленс отсутствовал, и хотя ему послали полный обед, я склонен думать, что весь этот день он постился.
Мы разошлись по своим комнатам пораньше, надеясь, что все домочадцы последуют нашему примеру; должен признаться, что, когда в десять часов вечера я временно попрощался с полковником Рэгги и отправился к себе в комнату, чтобы мысленно приготовиться к ожидавшему нас эксперименту, у меня вдруг сжалось сердце, ибо я в полной мере осознал, что эта полночная встреча в прачечной – затея весьма необычная и опасная. В жизни бывают такие минуты, когда разумный человек, понимающий ограниченность своих возможностей, просто обязан пойти на попятный. И если бы не хорошо известный мне нрав нашего руководителя, я, вероятно, тут же принес бы свои извинения, спокойно улегся бы спать, а утром выслушал бы волнующий рассказ о том, что произошло ночью. Но Джон Сайленс был не из тех людей, которые позволили бы мне отсидеться в своей комнате, поэтому, расположившись у пылающего камина и отсчитывая минуты, я всячески старался укрепить в себе решимость и волю, чтобы не бояться любого нападения людей, дьяволов или элементарных огней.
За четверть часа до полуночи, надев тяжелое свободное пальто и легкие спортивные туфли я, крадучись, вышел из своей комнаты. На лестничной площадке, возле двери доктора, я прислушался. Все тихо, дом погружен в кромешную тьму, ни проблеска света под чьей-либо дверью, только из конца коридора, где помещалась комната мисс Рэгги, слышались слабые звуки смеха и бессвязный лепет, что, естественно, отнюдь не успокаивало мои взвинченные нервы. Быстро миновав прихожую, я вышел через парадную дверь в ночную темноту.
Упоительно свежий, с острым холодком воздух был напоен ночными ароматами, в небе сверкали мириады свеч, чуть колыхаясь, вздыхали верхушки сосен. Зрелище необъятного ночного неба на миг взбодрило мою кровь, ибо яркие, бесстрастные звезды вселяют мужество, но едва я завернул за угол и тихо пошел по дорожке, усыпанной гравием, как сердце у меня снова упало. Над траурными султанами Двенадцатиакровой плантации только-только показался неровный желтый полукруг луны: она взирала на нас, как некое небесное Существо, следящее за исполнением предначертаний Рока. Среди поднимающих от земли испарений ее лицо выглядело до странности незнакомым и почти утратило свое обычное выражение снисходительного презрения. Опустив глаза и держась в тени ограды, я направился к прачечной.
