– Будешь греться? – спросила она. – А то, смотрю, мы только пришли, а тебе уже не очень…
– Че это? Коньяк? – уточнил я, хотя был готов греться чем угодно.
– Не-а, водка. Так что?
– Да, конечно! – быстро согласился я, принял протянутый мне сосуд и отхлебнул.
Какая-то очень мягкая и дорогая водка – может, финская? Или «Русский стандарт»?
– Это «Финляндия», – ответила Настя на мои мысли.
– А почему камуфлированная? У тебя и пиджак, помню, был подобный. Ты думала об армейской карьере?
– Не, просто хороший пиджачок, теплый, – спокойно ответила она, – а фляга дедова. Я иногда ее беру на подобные мероприятия. Кстати, ну и где твои звезды?
– Какие ж могут быть звезды в центре Киева в рабочий день? – ответил я. – Это ж было так, фигурально выражаясь… Но красиво ведь?
– А, то есть мы пришли в баньку, заодно и попариться? – улыбнулась она.
Состояние спутницы меня поражало и восхищало: у меня от пронизывающего ветра зуб на зуб не попадал, я говорил с явной дрожью в голосе, а она была спокойна, как удав.
Вместо ответа я закивал.
– Ну тогда расскажи, чем ты занимаешься. Ну, про Комсомол я уже поняла…
И я рассказал. После того, как я махнул еще водки (из закуски у нас оказались только орешки в шоколаде), сознание пустилось в полет. Но на этот раз обошлось без очешуительных историй. Я говорил о себе, о семье, о том, как в детстве когда-то испугался теней и прятался от них за папину спину – и нам пришлось изменить маршрут и идти лицом к солнцу, чтобы страшных теней и вовсе не было, и о будущем, и о том, что буду работать в ИПАМ.
Я перестал ощущать холод – здесь, на высоте дохрена и больше метров, со мной были только ее ироничные глаза, водка во фляге и ночной Киев.
Не помню, как мы оказались под одним пледом – видимо, я применил допотопный прием с потягиванием и обнял ее. У Насти тогда были холодные ладони и негнущиеся пальцы. А мои руки никогда не мерзнут, как бы холодно ни было – возможно, хорошее кровообращение[12].
– Тебе нравится все это? – с интересом спросила она. – Вся эта общественная работа, конференции, концерты, показушная благотворительность?
– Она не показушная, – отмел я. – Мы действительно помогаем…
– Да я знаю, но почему всегда так публично и широко это рекламируете?
– Давай не будем об этом?
– Давай, – тихо согласилась Настя. – А о чем?
– Например… – я замолчал и приблизился к ее губам.
Она так резко отдернула лицо в сторону, что я и сам отпрянул в шоке: что случилось-то?
– Не нужно этого, – по-прежнему тихим спокойным голосом. – Не надо.
