– Гм, гм! – утвердительно сказал Володя: – съездим туда, а потом вернемся ко мне и будем продолжать пикет.
– Что, ты хочешь ехать с ними или нет? – сказал Дмитрий, подходя ко мне.
– Нет, – отвечал я, подвигаясь на диване, чтоб дать ему место подле себя, на которое он сел: – я и просто не хочу, а если ты не советуешь, то я ни за что не поеду.
– Нет, – прибавил я потом, я неправду говорю, что мне не хочется с ними ехать; но я рад, что не поеду.
– И отлично, – сказал он: – живи по-своему и не пляши ни по чьей дудке, это лучше всего.
Этот маленький спор не только не расстроил нашего удовольствия, но еще увеличил его. Дмитрий вдруг пришел в мое любимое, кроткое расположение духа. Такое влияние имело на него, как я после не раз замечал, сознание хорошего поступка. Он теперь был доволен собой за то, что отстоял меня. Он чрезвычайно развеселился, потребовал еще бутылку шампанского (что было против его правил), зазвал в нашу комнату какого-то незнакомого господина и стал поить его, пел Gaudeamus igitur, просил, чтоб все вторили ему, и предлагал ехать в Сокольники кататься, на что Дубков заметил, что это слишком чувствительно.
– Давайте нынче веселиться, – говорил Дмитрий улыбаясь: – в честь его вступления я в первый раз напьюсь пьян, уж так и быть. – Эта веселость как-то странно шла к Дмитрию. Он был похож на гувернера или доброго отца, который доволен своими детьми, разгулялся и хочет их потешить и вместе доказать, что можно честно и прилично веселиться; но, несмотря на это, на меня и на других, кажется, эта неожиданная веселость действовала заразительно, тем более, что на каждого из нас пришлось уже почти по полбутылке шампанского.
В таком-то приятном настроении духа я вышел в большую комнату с тем, чтоб закурить папироску, которую мне дал Дубков.
Когда я встал с места, я заметил, что голова у меня немного кружилась, и ноги шли, и руки были в естественном положении только тогда, когда я об них пристально думал. В противном же случае, ноги забирали по сторонам, а руки выделывали какие-то жесты. Я устремил на эти члены всё внимание, велел рукам подняться застегнуть сюртук и пригладить волосы (при чем они как-то ужасно высоко подбросили локти), а ногам велел итти в дверь, что они исполнили, но ступали как-то очень твердо, или слишко нежно, особенно левая нога всё становилась на цыпочку. Какой-то голос прокричал мне: «Куда ты идешь? принесут свечку». Я догадался, что этот голос принадлежал Володе, и мне доставила удовольствие мысль, что я-таки догадался, но в ответ ему я только слегка улыбнулся и пошел дальше.
