Фенька с тупой усталостью и виноватой мукой смотрит на промокшую до самого корешка книгу – и в этот момент по-весеннему разгоряченные красотой Жана Маре и неминуемой близостью ужина вваливаются в комнату Лубак и Лудак.
– А шо такое? Лудак, мы не там кина искали! – трезво оценить обстановку может только морально устойчивая Лубак.
Лудак уже видит несчастного Маркса, не вынесшего потопа и пренебрежения:
– О нет!!! Читально-зальный! Сердешный друг! Кто посягнул???
Эллочка обиженно сопит, раскинув грицацуевские телеса на койке Лубака. Она не шутя уверена, что это ее законное лежбище.
– Я дико звиняюсь: вы кто на белом свете будете? Скоко вам заплатить за обогрев матраса? – Лубак терпеть не может, когда берут ее полотенце или красятся ее помадой, а уж на постель свою она и присесть никому не дает. Элла, бедняжка, и не догадывается, что влипла.
– Чем обязана? – Элла, еще не остывшая от обиды за новые туфли (они сушатся на подоконнике, набитые газетой), ширит ноздри и не двигается с места. – По какому праву вы тут распоряжаетесь?
– Кыш без слов с моего ложа! Права качать будешь в суде. – Добродушная Лубак сурова и непреклонна, когда задето ее чувство чистоты.
Элла, недовольно фыркнув, перебирается на другую кровать и оказывается в связке с Фенькой. От такого соседства Фенька еще крепче сжимает челюсти и устало прикидывает перспективы грядущих сражений… Панцирная сетка угрожающе скрипит под могучим телом новой соседки.
Лудак тем временем пытается реанимировать подмоченную репутацию Маркса и тщится облагородить покоробленные мокрые страницы, орудуя старым утюгом. Одно неловкое движение – и бессмертные строки, вопреки булгаковскому убеждению, чернеют и превращаются в пепел.
– Все тлен. Лубак, нажремся с горя, а? Вари звездочки!
В дверь бочком протискивается Жанна – жалкая, зареванная, с красными пятнами на щеках и груди; за ее спиной высится чей-то суровый широкоплечий торс – пришла с поддержкой. У Феньки напрягается спина, но она безразлично переворачивается на другой бок, продолжая усиленно вгрызаться в мифологические дебри.
– Кукусик, ты чего, кидаешь нас? На кого оставляешь?
Жанна, презрительно игнорируя вопрос Лубака, сгребает с полки и сует в сумку свои пожитки. Прощальной музыкой звучат ссыпаемые как попало (вопреки педантизму и аккуратности хозяйки) вилки-ножи-миски…
Лубак и Лудак, переглядываясь, видимо, выбрали политику невмешательства. У них опыт, им видней: если девки с первых дней так дерутся, лучше, если кто-то уйдет.
