Мы – это четверо первокурсников, проживающих на четвертом этаже четвертого общежития. Если перемножить перечисленные четверки или возвести, выражаясь языком математики, в третью степень, то получится… нечто странное. Дело в том, что номер нашей комнаты тоже шестьдесят четыре.
На мои размышления вслух Витек хмыкнул:
– Нехорошая квартира, – и протяжно зевнув, отвернулся к стене.
– Бабак, а ты чего так поздно встаешь? – вынув из готовальни циркуль, прищурился абсолютно не близорукий Кирпич. Белобрысый второкурсник шепелявил, в точности как вор-карманник из «Места встречи».
Как-то так выходило, что с моей подачи прозвища к ребятам прилипали легко и без обид. Сашка за самопальные вельветовые джинсы «Вранглер» и любимое словечко «монтана» был назван Ковбоем, а когда студсовет назначил его старшим комнаты – с удовольствием переименовался в Шерифа. Чтобы исключить путаницу и не задваиваться именами, я согласился на Шуру (ну, не откликаться же, в самом деле, на Александра!). Забавно, но у Витька была фамилия, подчеркивающая фанатичную преданность сну и, соответственно, не требующая замены на кликуху: Бабак – производное от украинского «байбак», то есть сурок.
– Смотри… можешь не успеть, – продолжая чертить, растягивал слова Кирпич. – Мы все – в ночное… Глаз не сомкнем… Не отрывайся… от коллектива. – А Витек уже отрубился, откинув за спину руку.
Приблудился Кирпич случайно. Вынужденно взяв академку и вернувшись раньше срока, он как бы завис до начала следующего семестра в воздухе. Место в общаге ему светило лишь после зимней сессии, и Кирпич скитался по этажам в поиске ночлега. Бывшим сокурсникам он быстро надоел, мои были на буряках в колхозе; я, оставленный в городе на сборах институтской команды по баскетболу, один шиковал в четырехкоечных апартаментах – ну и пригрел бродягу. С ним, кстати, подружился наш четвертый сосед, добродушный толстяк Коля, в быту Пух.
Лежа на кровати, он листал конспект и все время ворочался. Общежитская кровать поскрипывала провисшей панцирной сеткой, будто кряхтела, Пух сопел и вздыхал в унисон. Но не от мудрености геодезии, а страдая по школьной любви, не поступившей в фармацевтический и оставшейся в родном селе – из конспекта выглядывал краешек ее фотопортрета. А еще Коля страдал от чрезмерной потливости и успехом у городских девушек не пользовался.
Кирпич выручал Пуха с черчением, взамен арендуя кровать. Он, как хирург, выверенно, до миллиметра, работал остро наточенным карандашом и рейсфедером, без помарок нанося коварную тушь на ватман; даже без пяти минут дипломники обращались за помощью – как положено, не бесплатно. Кирпич в основном вел ночной образ жизни, глотая на прокуренной кухне детектив за детективом, а днем, когда мы были на парах, отсыпался. Но случалось, что Пух и Кирпич спали вместе валетом.
