Анна Матвеева (Екатеринбург)
Так и ты
Мама считала, что я непременно должна ехать. «Как все, так и ты».
Любимая подружка, пролетевшая в тот год мимо университета и работавшая лаборантом на ветеринарной станции, сочувствовала и обещала писать письма.
Я пребывала в глубоких раздумьях: тратить месяц юной жизни на откапывание клубнеплодов казалось делом крайне сомнительным, но способов избежать этого добровольного наказания я не видела. Здоровьем родители наградили меня, тьфу-тьфу, крепким, а вот искусству убедительно врать не обучили – может, и хотела бы получить освобождение по болезни, но даже приблизительно не знала, к какому врачу идти на поклон с шоколадкой. Потому и оказалась в назначенный час «под варежкой» – так по сей день называется вокзальное место встречи всех свердловских путешественников. Руку в варежке (точнее, в рукавице) простирает вперед скульптурный рабочий, символизирующий тружеников тыла, рядом с ним – статуя танкиста, коллективный образ фронтовиков. Я смотрела на них обоих снизу вверх и страдала. Мне совсем не хотелось ехать в Красноуфимск – тем более стоял такой красивый сентябрь. Желто-красный, как свердловские трамваи… А в воскресенье будет концерт, на который я мечтала попасть.
Все полезли в электричку – и я вместе с ними. Все занимали места на жестких деревянных скамьях – и я плюхнулась на ребристое сиденье. Рюкзак медленно оседал на полу, откуда-то сзади запахло колбасой и крепким чаем.
Сливаться с коллективом у меня всегда получалось плохо. Термином «социализация» в 1989 году еще никто не щеголял, но «роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет». Я и теперь избегаю многолюдных посиделок и круглых столов, не люблю свадьбы и всенародные праздники, а в той электричке прямо физически ощущала, как моей индивидуальности надавали по шее. За окнами летел, издеваясь, осенний пейзаж. Моя знакомая (у нее была странная привычка бить себя наотмашь по бедрам в момент возмущения), с которой мы симпатизировали друг другу на абитуре, басом хохотала в конце вагона. Рядом с ней сидели мальчики, и один, о ужас, доставал из чехла гитару.
Если бы на меня кто-нибудь посмотрел в этот момент, я закатила бы глаза в знак возмущения, но я в этом вагоне – и во всем поезде, и в целой жизни! – вообще никого не интересовала. Странно все устроено – оканчивая школу, кажешься себе взрослым, умудренным жизнью человеком, но в университете заново проваливаешься в несмышленое детство. Особенно в сравнении с однокурсниками, которые живут в общаге и накрепко спаяны своим нелегким бытом в единое целое. Я была в общаге на Большакова один только раз – на приеме у спортврача, который, как считалось, «лапает» студенток. На мою честь спортврач не покусился – с одной стороны, меня это обрадовало, с другой – озадачило. Если я даже спортврача не привлекаю, так чего ждать от того, кто мне мучительно нравится?..
