О, юность моя! | страница 7
— А зачем надо с ними что-нибудь делать? — неосторожно отозвалась Гульнара.
— Надо! — резко заявила Розия. — Ты ничего не понимаешь! Из-за этой хаты богатые люди не хотят жить на нашей даче, и мы должны брать за кабинки меньше, чем могли бы.
— На такие кабинки богачи не польстятся: они живут в «Дюльбере».
— Глупая! Что ты понимаешь? «Дюльбер» — гостиница. Какая там зелень?
— Люди едут в Евпаторию не ради зелени, а ради пляжа. А кто хочет зелени, пускай едет в Мисхор! — запальчиво возразила Гульнара.
— Девочки, не шумите… — с болезненной ноткой сказала мать. — Бог с ними, с богачами. Я просто не могу видеть, просто видеть не могу эту халупу рядом с нашей прекрасной виллой. Ну, за что это нам? Все смеются. Неужели в Крыму не найдется власти на этого ужасного старика?
— Но почему ужасного?
— Потому что ужасного! — с апломбом ответила Розия.
— И ничего не ужасного. Он очень милый старик.
— Что значит «милый старик»?
— Да, да, милый. Он хороший, он честный.
— Подумаешь, честный! Все честные!
Но Гульнара уже выскочила из-за стола и понеслась к злополучной хибарке.
— Авелла! — послышался чей-то призыв.
Гульнара остановилась: у ворот стояли Володя Шокарев и Сима Гринбах.
— Леська дома?
— Не знаю. Кажется, нет.
Юноши подошли ближе.
— Вот какое дело, — сказал Гринбах. — Леська вчера в классе не был, а есть новость.
— Какая?
— Бал в женской гимназии.
— Ну? А младших пустят?
— Не думаю, — улыбнулся Гринбах. — Только с шестого класса. Как всегда. Позвольте вам представить моего друга: Володя — Красное Солнышко, он же Шокарев, сын богатых, но честных родителей.
— Очень приятно.
— А теперь он познакомит меня с вами.
Этот пошлый прием уличных донжуанов показался Гульнаре необычайно остроумным. Она засмеялась и уже весело поглядела на Гринбаха.
У Шокарева в руках отливал багряным глянцем футляр зернистой кожи.
— Что это у вас? — спросила Гульнара.
— Корнет-а-пистон. Труба такая. Перед балом дадут концерт, так вот Леське поручили сыграть песню Леля.
— Кого-кого?
— Леля.
— Это из «Снегурочки» Римского-Корсакова, — сказал Гринбах. — Знаете? «Туча со громом сговаривалась». Я ему и ноты принес.
— Ну, давайте сюда. Передам.
Гульнара поднесла к губам корнет и, раздув щеки, сильно дунула в мундштук. Труба хрюкнула поросенком. Все засмеялись.
— Это мой инструмент. Собственный, — сообщил Шокарев.
— Собственный? Значит, вы играете? Почему ж тогда Леська, а не вы приглашены на концерт?
Шокарев смутился еще больше:
— Потому что Леська играет хорошо, а я плохо.