О, юность моя! | страница 7



— А зачем надо с ними что-нибудь делать? — неосторожно отозвалась Гульнара.

— Надо! — резко заявила Розия. — Ты ничего не понимаешь! Из-за этой хаты богатые люди не хотят жить на нашей даче, и мы должны брать за кабинки меньше, чем могли бы.

— На такие кабинки богачи не польстятся: они живут в «Дюльбере».

— Глупая! Что ты понимаешь? «Дюльбер» — гостиница. Какая там зелень?

— Люди едут в Евпаторию не ради зелени, а ради пляжа. А кто хочет зелени, пускай едет в Мисхор! — запальчиво возразила Гульнара.

— Девочки, не шумите… — с болезненной ноткой сказала мать. — Бог с ними, с богачами. Я просто не могу видеть, просто видеть не могу эту халупу рядом с нашей прекрасной виллой. Ну, за что это нам? Все смеются. Неужели в Крыму не найдется власти на этого ужасного старика?

— Но почему ужасного?

— Потому что ужасного! — с апломбом ответила Розия.

— И ничего не ужасного. Он очень милый старик.

— Что значит «милый старик»?

— Да, да, милый. Он хороший, он честный.

— Подумаешь, честный! Все честные!

Но Гульнара уже выскочила из-за стола и понеслась к злополучной хибарке.

— Авелла! — послышался чей-то призыв.

Гульнара остановилась: у ворот стояли Володя Шокарев и Сима Гринбах.

— Леська дома?

— Не знаю. Кажется, нет.

Юноши подошли ближе.

— Вот какое дело, — сказал Гринбах. — Леська вчера в классе не был, а есть новость.

— Какая?

— Бал в женской гимназии.

— Ну? А младших пустят?

— Не думаю, — улыбнулся Гринбах. — Только с шестого класса. Как всегда. Позвольте вам представить моего друга: Володя — Красное Солнышко, он же Шокарев, сын богатых, но честных родителей.

— Очень приятно.

— А теперь он познакомит меня с вами.

Этот пошлый прием уличных донжуанов показался Гульнаре необычайно остроумным. Она засмеялась и уже весело поглядела на Гринбаха.

У Шокарева в руках отливал багряным глянцем футляр зернистой кожи.

— Что это у вас? — спросила Гульнара.

— Корнет-а-пистон. Труба такая. Перед балом дадут концерт, так вот Леське поручили сыграть песню Леля.

— Кого-кого?

— Леля.

— Это из «Снегурочки» Римского-Корсакова, — сказал Гринбах. — Знаете? «Туча со громом сговаривалась». Я ему и ноты принес.

— Ну, давайте сюда. Передам.

Гульнара поднесла к губам корнет и, раздув щеки, сильно дунула в мундштук. Труба хрюкнула поросенком. Все засмеялись.

— Это мой инструмент. Собственный, — сообщил Шокарев.

— Собственный? Значит, вы играете? Почему ж тогда Леська, а не вы приглашены на концерт?

Шокарев смутился еще больше:

— Потому что Леська играет хорошо, а я плохо.