— Ну? Это интересно!
— Так придешь?
— Приду. А кто еще будет из наших?
— Один Шокарев. Напросился, понимаешь. Конечно, вход по запискам, но Володька меня не подведет.
Но вот уже и пепелище. Дед вышел к юношам навстречу, за ним бабушка, обтирая передником руки, осеребренные золой.
— Я говорил с отцом. Здравствуйте! — конфузливо начал Шокарев.
— Здравствуй, коли не шутишь, — сказал дедушка.
— С отцом я говорил. У него есть каменоломни. Знаете? Под деревней Орта-Мамай. Там режут ракушечник. Так вот папа сказал, что отпустит сколько нужно пиленого камня.
— А почем?
— Ну, дедушка! — протянул Леська. — Как ты не понимаешь? Иван Семенович очень любит Володю, а Володя его попросил.
— Да уж ясно! — вмешалась бабушка. — А он еще спрашивает «почем?». Ни шиша в кармане, и торговаться вздумал.
— А доставку этого камня мы организуем так: яхта наша, а шаланда ваша, — сказал Артур.
Бабушка заплакала и кинулась целовать руку Шокареву. Тот в ужасе отпрянул. Отпрянул и Леська, хотя никто не собирался целовать его руки.
— Э, да что там долго разговаривать! — воскликнул Саша-Двадцать Тысяч. — Вот, господин Бредихин: наша водка, ваша рыбка.
Он вынул из кармана сороковку и торжественно вручил ее дедушке.
— На всех, конечно, не хватит, но ведь и не все пьют. Выпейте вы с бабушкой и меня прихватите, а это спортсмены — им запрещено.
У деда разгорелись глазки. Появились два пузатых стакана. Петропалыч дрожащей от скаредности рукой налил бабке и Листикову немного повыше донышка, чокнулся с ними бутылкой и запрокинул ее в горло. Потом распластали вяленую кефаль, которую ели все, закусывая луком и холодной картошкой. Дед быстро захмелел. Он подошел к Володе, долго глядел на него и наконец, горько моргая, прошамкал:
— Эх, мальчики, мальчики! Пока вы дети, у вас золотые сердца, а вырастете, все равно собаками станете.
Дети растут в голову, старики — в нижнюю челюсть, а юность — в душу.
Большой зал Пушкинской аудитории был битком набит молодежью. Редкие керосиновые лампы горели чахло, но полутьма как бы освещалась глазами юношей и девушек.
Когда Самсон, Леська и Володя вошли в зал, лектор уже заканчивал свой рассказ. Гимназисты остановились у самой двери: вперед продвинуться было невозможно. Елисей благодаря своему высокому росту хорошо видел и зал и трибуну. На кафедре адвокат Гринбах отвечал теперь на вопросы, освещая свои бумажки фонарем «летучая мышь», а за столом председательствовал тот самый маляр Караев, который недавно проходил с Виктором Груббе и Сенькой Немичем мимо шашлычной. Кстати, оба они были здесь: Сенька сидел рядом со своими сестрами Варварой и Юлией, а Виктор — с приезжей актрисой Раневской, игравшей в городском театре.
