На душе у меня было так пасмурно и грустно, будто со смертью друга я потерял частицу своей души. Но на могиле доброго человека не надо печалиться, на все воля Божья, это лишь переход в другой, светлый мир. Жизнь — борьба, мы живем, чтобы бороться, а умираем, чтобы побеждать.
Солнце уходило за горизонт, и его последние лучи освещали землю яркими красками, которые, чем дальше на восток, становились все мягче и размытее. Поросшие лесом вершины надо мной напоминали зеленое море, его волны все больше и больше погружались в сумерки ночи. Только по покачиванию верхушек ближних деревьев можно было распознать легкий ветерок. Тени становились все гуще, дали исчезли, закат пылал. Здесь, на вершине, я вспоминал о далекой родине, с которой связывают любого человека на чужбине невидимые нити.
Когда я вернулся в лагерь, там все уже спали. Несмотря на поздний час, я долго ворочался на своей лежанке. Уже запели ранние птицы, когда я забылся. Проснулся я около полудня и узнал от Халефа, что англичанин с персом отправились охотиться на глухарей, взяв с собой Дояна. Рана славного Халефа оказалась болезненнее моей, и старая служанка принесла ему новые капли, действие которых не осталось без последствий.
— Сколько мы еще здесь пролежим, сиди? — спросил он.
— Столь долго, сколько понадобится для того, чтобы залечить наши раны. Что ты ел на завтрак?
— Разные блюда, названий которых я даже не знаю. Эти персиянки отменно готовят. Аллах послал их нам! Мирза сказал, что, когда ты проснешься, я должен подойти к перегородке и хлопнуть в ладоши.
— Так давай, Халеф!
Он исполнил мой приказ, и тут же появилась Маргаритка с кошелкой и сосудом с кофе. В первой лежал свежеиспеченный хлеб с холодными кусками жаркого, а во втором дымился ароматный напиток, чья цикорная имитация в Саксонии носит поэтическое название «блюмхен-кофе»[12].
— Ну как, эмир? — спросила старуха. — Сегодня ты тоже долго спал. Слава Аллаху!
— Я успел сильно проголодаться, Альва.
— Вот и ешь и пей на здоровье, и чтоб твои дни не кончались.
— Спасибо, мир твоему дому!
Она засеменила прочь, а я принялся за завтрак. На дне кошелки я обнаружил сушеные ягоды винограда и засахаренные лесные орехи, особенно взволновавшие моего Халефа. Тут вернулась Хальва со вторым сосудом с кофе.
— Эмир, наш дом посылает тебе еще кое-что, что хорошо действует на жар. Потом посуду я заберу сама.
Я обследовал содержимое сосуда и нашел там груши, сваренные в сладком соке. Тут Халеф уже не мог удержаться.
