— Один из тех, кто тебя знает.
— Тогда скажи, какой выкуп тебе нужен?
— Вы хотели получить за них, — я показал на хаддединов, — деньги, вы, курды. Я же не прошу никакого выкупа, ибо я христианин. Я поймал тебя только для того, чтобы показать, что у нас больше ума, мужества и чести, чем вы думаете. Кто сегодня первым заметил, что пленники сбежали?
— Шейх.
— А как он это заметил?
— Он вошел в палатку, а там не было ружей пленников и его оружия тоже.
— Я все это забрал.
— Я полагал, христианин не может взять без спроса!
— Это верно. Христианин не должен брать чужое добро, но он и не даст обворовать себя каким-то курдам. Вы застрелили наших лошадей, которые были нам дороги, и я взял за них шестерых ваших, которые нам недороги. У нас в сумках было много нужных нам вещей — вы украли их, а за это я позаимствовал оружие шейха. Мы совершили обмен: вы начали обмен силой, а я закончил его силой.
— Наши лошади лучше, чем ваши!
— А зачем тогда понадобилась моя?
— Шейх хотел ее иметь.
— Он действительно верил в то, что получит моего скакуна? И даже если бы это случилось, я бы нашел способ его вернуть. Кто обнаружил сегодня отсутствие лошадей?
— Тоже шейх. Он, после того как не нашел пленников, кинулся к лошадям.
— И он ничего не обнаружил?
— Часового, лежащего под собакой.
— И шейх освободил его?
— Нет. Он попал под собаку в наказание за то, что был плохим часовым.
— Но это же бесчеловечно. Разве вы не люди?
— Так приказал шейх.
— И это случилось бы и с тобой, если бы ты недосмотрел? Я лежал за лавровишней, всего лишь в одном шаге от тебя, потом подобрался к лошадям, о которых толком ничего не знал…
— Господин, не говорите об этом шейху!
— Будь спокоен! Я буду иметь дело только с тобой. Я сейчас сообщу своим спутникам твои слова, и они решат твою судьбу. Тебя будут судить не двое христиан, а четверо мусульман.
И я перевел мой разговор с беббе своим товарищам.
— Что ты хочешь с ним делать? — спросил Мохаммед.
— Ничего, — ответил я спокойно.
— Эмир, он нас обманул, предал и выдал в руки врага. Он заслуживает смерти.
— И что самое главное, — добавил Амад эль-Гандур, — при этом он клялся на бороде Пророка. Он трижды заслуживает смерти.
— Что ты скажешь на это, сиди? — спросил Халеф.
— Ничего. Сами решайте, что с ним делать!
Пока четверо мусульман совещались, англичанин допытывался у меня:
— Ну что, что с ним будет?
— Я не знаю. А что могло бы быть?
— Да пристрелить.
— А право у нас на это есть?
— Да, есть!
— По закону дело пойдет так: мы ставим в известность консула, потом жалоба идет в Константинополь, а оттуда паша Сулеймании получает распоряжение наказать злоумышленников или сам штрафует их.
