— Ты постоянно был здесь, наверху?
— Да, меня никто не должен узнать, а то меня выдадут. Что нового ты узнал?
Я сообщил ему все. Когда я закончил, он указал на лежащее перед ним оружие.
— Мы подготовим им достойную встречу!
— Тебе не понадобится твое оружие.
— Разве я не должен защищать себя самого и моих друзей?
— Они достаточно сильны. Или ты хочешь попасть в лапы туркам, от которых ты еле ушел, или, может, ты желаешь получить пулю или нож в сердце, чтобы твой сын и дальше томился в плену в Амадии?
— Эмир, ты говоришь, безусловно, как умный, но не как храбрый человек.
— Шейх, ты знаешь, что я не боюсь никакого врага, и это не страх говорит во мне. Али-бей потребовал, чтобы мы держались подальше от сражения. Он, кстати, убежден, что до боя дело совсем не дойдет. Я думаю так же.
— Ты считаешь, турки сдадутся без сопротивления?
— Если они этого не сделают, их просто перестреляют.
— Турецкие офицеры ни на что не годятся, это правда, но солдаты смелы. Они будут штурмовать холмы…
— Пятнадцать сотен против каких-то шести тысяч?
— А удастся ли их окружить?
— Удастся.
— Тогда, значит, мы вместе с женщинами должны идти в долину Идиз?
— Ты — да.
— А ты?
— Я останусь здесь.
— Аллах керим! Зачем? Это равнозначно смерти!
— Я не верю в это. Я под защитой падишаха, у меня есть рекомендации мутасаррыфа, и еще у меня есть болюк-эмини; уже одного присутствия его достаточно для моей надежной защиты.
— А что ты хочешь здесь делать?
— Не хочу, чтобы случилась беда.
— Знает ли об этом Али-бей?
— Нет.
— А Мир Шейх-хан?
— Тоже нет. Они узнают об этом в свое время. Мне понадобилось немало усилий, чтобы убедить шейха одобрить мой замысел. Наконец-то мне удалось это сделать.
— Аллах-иль-Аллах! Дороги человека запечатлены в Коране, — сказал он.
— Я не хочу уговаривать тебя отказаться от своего замысла. Я просто останусь с тобой!
— Ты? Так дело не пойдет!
— Отчего же?
— Я тебе уже растолковал, что я не подвергаюсь опасности. Тебя же, если узнают, ожидает другая участь.
— Конец человека запечатлен в Коране. Если я должен умереть, то я умру, и все равно, произойдет это здесь или там, в Амадии.
— Ты нарочно ввергаешь себя в беду, но забываешь, правда, что ты и меня вместе с собой вмешиваешь в это дело.
Мне казалось, что это был единственный способ справиться с его упорством.
— Тебя? Как это так? — спросил он.
— Если я здесь останусь один, меня защитят мои фирманы, а если они застанут рядом со мною тебя, врага мутасаррыфа, убежавшего пленника, я лишусь этой защиты. И тогда мы пропали, и ты и я.
