– Саша, приезжай, с папой очень плохо.
– Что случилось?!
– Папа умер.
Еще в мае отец выступил на партсобрании в своем институте. Он был страшно возмущен тем, что трусливое руководство не сообщило гражданам о высоких дозах радиации в Киеве, и на первомайскую демонстрацию киевляне пошли с детьми. После этого выступления отца стали травить. Известного ученого, лауреата Государственных премий оскорбляли и унижали партийные и гэбэшные шавки. А время, напоминаю, было еще доперестроечное (фильм «Покаяние» вышел на экраны через год после описываемых событий). Горбачев только в середине мая, после всех праздников с детьми на руках, выступил с официальным сообщением о случившейся катастрофе. После этого его, во всяком случае, в Украине, просто возненавидели. Я вообще убеждена, что перестройка случилась только благодаря Чернобылю. Стремительно теряющий уважение масс Горбачев должен был сделать что-то такое, что переплюнуло бы его чернобыльский позор. И он стал срочно откручивать идеологические гайки. Дальше ты знаещь сама, куда повлек нас рок событий. Снежная лавина накрыла всех, в том числе и Горбачева. А не будь лавины, жили бы мы сейчас, может, и в отреформированном очеловеченном государстве…
Тогда, в мае, отцу инкриминировали еще и то, что его дочь и зять – диссиденты. И добавляли: «Вашу дочь исключали из комсомола по политической статье, а теперь она и ее муж ездят в Дубну на встречи с друзьями Сахарова». Мы действительно выступали в Дубне с концертами и, наверное, в зале были какие-то знакомые Сахарова. Но нам они, к сожалению, не представились. А отец не смог выдержать унижений, которым его подвергали несколько месяцев, и в конце августа ушел из жизни. В ту квартиру на Никольско-Ботанической, где это случилось, мы переехали, когда мне было 13 лет. Дом Академии наук – сталинка с пышным фасадом – внушал почтение своей внешней помпезностью. Раньше мы 10 лет обитали в хрущевке на Чоколовском (там действительно можно было чокнуться) массиве. Но молодому доктору наук полагалась уже другая жилплощадь.
И ему вручили ордер на четырехкомнатную квартиру, где до этого жил известный академик. Незадолго до нашего поселения в той же квартире застрелился 28-летний сын академика. Не нужно было нам туда переезжать…
Вылететь из Москвы в Киев 28 августа чернобыльского года оказалось совершенно невозможно. Я завезла Стасю в детский сад, где у меня была знакомая медсестра, и упросила почти чужого человека взять к себе моего ребенка на несколько дней. И помчалась в аэропорт. Конечно, никакая сила не могла меня тогда остановить, и я первым же самолетом вылетела в Киев. Стасю мы забрали из Москвы через неделю. Отец очень не хотел, чтобы мы возвращались в нашу чернобыльскую зону. Его последние слова накануне смерти были: «Я нашел Саше квартиру в Москве». Я так никогда и не увидела этой квартиры.
