– Что вы не отдыхаете, Николай Николаевич? У вас же бюллетень…
– Какой отдых! Какой бюллетень! На минуту нельзя управление оставить! В отпуске не был пять лет!
Произнес, вытаращил от усердия глаза и поспешил дальше по коридору, не простившись. Ни словом не обмолвился о действительной причине перелома. А ведь лапу ему свои же сотрудники едва не открутили прошлым вечером. Не может он своих «гасить» раньше времени. Они ему еще пригодятся.
Ефремов проводил его долгим взглядом и подошел к кабинету Бнатова. Вместо замка по-прежнему зияло отверстие. Тишина стояла за дверью. Степаныч тронул ее рукой, и та отворилась. Вторая была тоже приоткрыта. В кабинете сидел помощник следователя в погонах старшего прапорщика.
– Что нужно?
– Я насчет Ефремова Олега. Сидит с лета. До сих пор дело не рассмотрели. Обжаловали два раза и все безрезультатно.
– А вы кто такой?
Вот те раз! О нем уже забыли…
– Ах да. Вы проходили у нас по другому делу… Нету следователя. На больничном он. -
Проговорил и уткнулся носом в ворох бумаг.
– Я именно с вами хотел… – Степаныч загадочно улыбнулся.
– Чего это? Я взяток не беру!
Во как! Не в бровь, а в глаз! Но Ефремов и не думал ему предлагать. Он лишь собирался выяснить некоторые вопросы, пока главный отсутствует. Например, как можно сделать так, чтобы дело прекратили или оно, например, просто потерялось.
– К следователю со всеми вопросами. И вообще вашего дела нету сейчас…
– Где же оно?
– Утеряно…
Глаза у посетителя полезли из орбит.
– Не мешайте работать. Так бывает. Иногда…
– Понятно… Но тогда почему сына держат так долго?
Ему не ответили.
Степаныч опустился на первый этаж и вышел на улицу. На морозном воздухе дышалось легко. Пешком дошел до остановки, сел в троллейбус и поехал в свои хрущебы. Дела уголовные требовали участия.
Семеновна отрапортовала: звонил какой-то мужик. Возможно, Карманов. Не доложился. Просил быть дома и ждать звонка.
– Об Олеге спрашивал? – спросила она, заглядывая в глаза.
Муж кивнул, отворачиваясь.
– И что? Когда у них конец-то – будет или нет?!
– Будет, когда-нибудь…
– Ты, папка, после тюрьмы совершенно пассивный стал.
– Пассивными педерасты бывают, – пробормотал Степаныч, садясь на маленький стульчик и собираясь снимать «бродни».
– Чо ты там ворчишь?…
Но муж не ответил. Показалось Серафиме. Ей вообще в последнее время стало многое казаться. Вчера, например, ей показалось, что Степаныч вернулся во втором часу ночи. Хотя бы и так! Не должна она во всеуслышание кричать, что он изменщик коварный и заслуживает абсолютного презрения. У народа кругом уши. Слышат то, чего им никак не надо слышать.
