Кукурузник шел вертикально вверх, содрогаясь всем телом от перегрузки, теряя скорость. Почти остановился в воздухе, завис, надсадно завывая мотором, – и Петрович отжал штурвал, выровнял.
Бегун передернул затвор и приставил ствол ему к затылку под форменной черной ушанкой.
– Все, Петрович, – сказал он, переводя дыхание. – Поехали. Без высшего пилотажа, – он махнул наугад, в сторону от поселка.
– Куда? – криво усмехнулся тот. – В Америку? Через полюс ближе всего выйдет.
Бегун оглянулся в салон. Пассажиры поднимались, потирая ушибленные локти и колени, настороженно косились на пистолет. Кто-то лежал на полу, держась руками за голову. Бегун подозвал Еремея.
– Куда садимся?
Тот глянул в фонарь, пытаясь определиться с высоты.
– Верст двадцать по реке. Вон за излучиной, – указал он.
За широкой излучиной Петрович снизился и сделал круг, приглядываясь, где меньше снега. Самолет далеко проскользил на лыжах по льду и по брюхо запахался в сугроб под берегом. Петрович заглушил мотор.
– Взлетишь? – спросил Бегун.
– Я-то взлечу. А ты сядешь, – спокойно ответил тот.
– Это рация? – постучал Бегун по жестяному ящику на стене кабины.
– Это.
Бегун выстрелил в лицевую панель. Стрелки на приборах вздрогнули и упали на ноль.
– Лыжи давай, – велел Бегун.
Они спрыгнули в глубокий снег. Следом Петрович выбросил им две пары лыж из аварийного запаса. Бегун подсадил Павлика себе на закорки.
– Извини, Петрович, – сказал он. – Прощай. Спасибо за все и не поминай лихом.
– Помяну, не сомневайся.
Они двинулись через реку – впереди Еремей по снежной целине, за ним Бегун с сыном. Когда поднялись на высокий берег, Бегун оглянулся: пассажиры уже махали лопатами, какими-то досками и крышками от железных ящиков – расчищали полосу. Может, к ночи и закончат. На худой конец, заночуют в самолете. В любом случае не пропадут.
Как только сосны сомкнулись за спиной, а уши, уставшие от треска мотора, стали различать голоса тайги: тягучий ветер-верховик, и острые коготки белки, прыснувшей вверх по стволу, и шелест снега, падающего с потревоженной ею ветки, – вся бешеная карусель последних дней начала тускнеть в памяти, будто и не с Бегуном вовсе это было, а то ли в кино когда-то видел, то ли рассказывал кто-то. Течение времени замедлилось до размеренного скрипа лыж по насту.
Еремей уверенно шагал впереди. Павлик с веселым любопытством глазел по сторонам, ему нравилось ехать верхом на отце, трогая обвисшие под тяжестью снега сосновые лапы.
