. Очевидно, не без основания этот факт отнесен к XII столетию, и постановка имени татар вместо половцев могла явиться совершенно случайно, благодаря, например, тому, что запись событий, которой пользовались составители Никоновского свода, прошла через многие руки переписчиков, причем позднейший из них, современник уже татарских набегов, совершенно непроизвольно сделал замену одного имени другим. Эти два сообщения Никоновской летописи указывают на существование населения в области Червленого Яра еще в середине XII столетия. Припомнив наши соображения относительно спора епископов Рязани и Сарая, мы, кажется, должны будем прийти к выводу, что границы Рязанской области еще в XII столетии заходили довольно далеко на юг. Они могут быть определены течением рек таким образом: начиная от верховьев реки Великой Вороны вниз по ее течению, потом по Хопру, весьма возможно, до его устья, затем рекой Доном до впадения в него с правой стороны Быстрой Сосны, по течению последней и, наконец, сухопутьем до границ Северской земли.
Все очерченное пространство, в области рек Хопра, Дона, Воронежа, не представляло из себя в те отдаленные времена открытой степи, что доказывается остатками лесов, существующими и теперь по речным берегам[380]. Холмистая поверхность, вследствие прохода здесь Донецкого кряжа, также могла способствовать борьбе населения с кочевниками. К какому же времени надо отнести это колонизационное движение, результатом которого явились еще в середине XII в. поселения по Великой Вороне, Хопру и Дону? Нам кажется, что честь этой колонизации придется приписать не князьям земли Рязанской, а ее населению. Эта колонизация не была княжеской. Весьма возможно, что она относится к тому именно периоду истории Рязани, о котором не сохранилось в летописях никаких известий, и была вызвана стремлением населения в югу, где до прибытия половцев кипела торговля, когда Дон играл важную роль как торговый путь.
В период от 1123 г., когда в Муромо-Рязанской области явился отдельный князь, Ярослав Святославич, до 1146 г., в период самый тихий в истории этой земли, эта колонизация могла быть упрочена деятельностью рязанских князей. Удаляя так эпоху колонизации, мы тем самым отрицаем возможность существования в какое бы то ни было время половецких кочевьев к северу от приведенных границ и на юг от реки Прони. В самом деле, какие данные мы имеем для утверждения этого факта? Летописи не дают нам ни одного известия, которое могло бы служить основанием для этого вывода. Мы знаем только, например, такое место летописи в рассказе об осаде Пронска Всеволодом Юрьевичем в 1207 г.: «А сам князь великый ста за рекою
