Генерал Алексеев все время распоряжался, говорил то с тем, то с другим и раза два входил в вагон Императрицы к Государю.
Как-то не ладились разговоры. Все были молчаливы и коротко отвечали друг другу. Все понимали, что настал последний момент расставания, и у всех сжималось сердце о судьбе Царя, о России и о себе самом.
Около 4-х часов прибыл поезд с депутатами Государственной думы с Бубликовым во главе. Они появились как-то неожиданно у Царского поезда и стали переговариваться с генералом Алексеевым. Это были люди определенной окраски и, показалось мне, неприветливыми, враждебно настроенными, только Бубликов чуть-чуть был пообходительнее. Все эти депутаты принадлежали к левому крылу Государственной думы; я не помню их фамилий{168}.
Сейчас по своем прибытии Бубликов передал распоряжение временного правительства о запрещении адмиралу Нилову следовать с Государем и приказание остаться в Ставке. «Что же я арестован?», – спросил мрачно Нилов. «Нет, но Вы должны остаться здесь», – ответил Бубликов.
Нилов гневно отошел, и я, стоявший с ним рядом, искренно ожидал, что адмирал как-либо оскорбит депутата.
После переговоров Бубликова с генералом Алексеевым оказалось, что Государь должен считать себя арестованным и лишенным уже свободы{169}. Это распоряжение произвело крайне тяжелое впечатление на всех и вызвало большое волнение и негодование среди свиты и некоторых других лиц Ставки.
«Как, почему, с какой стати, какие основания, неужели Алексеев решится передать это заявление Его Величеству», – говорили многие. Оказалось, однако, что генерал Алексеев передал Государю: «Ваше Величество должны себя считать как бы арестованным». Я не был при этом разговоре, но слышал, что Государь ничего не ответил, побледнел и отвернулся от Алексеева.
Государь был очень далек от мысли, что Он, согласившийся добровольно оставить Престол, может быть арестован. В момент приезда депутатов Думы для его сопровождения Он даже сказал гофмаршалу князю Долгорукому: «Все-таки надо их пригласить к обеду». Князь Долгорукий немедленно передал Бубликову и его товарищам приглашение на обед к Государю, но те отказались. Князь Долгорукий был удивлен и смущен этим недопустимым грубым отказом и, дабы не волновать Государя, доложил Его Величеству так: «Их вагон не соединен переходом с нашим поездом и потому они не могут придти». Государь ничего не ответил.
Прошло еще минут 10–15. Мы все напряженно стояли у вагонов при полной тишине. Еще раз прошел, почти пробежал, генерал Алексеев в вагон Императрицы, пробыл там несколько минут и вышел оттуда. Вслед засим отворилась вагонная дверь и Государь стал спускаться по ступенькам на рельсы. Тут плотным кольцом окружили Его Величество провожавшие. Государь шел очень тихо и протягивал руку подходившим к нему лицам. Большинство со слезами целовали руки Царя. Я никогда не забуду глаз Государя; они были неподвижны, стали светлее, как-то расширены и тяжел бесконечно был их взгляд. До Государева поезда было шагов 20–30, и Его Величество сейчас же дошел до своего вагона. Тут к нему подошел адмирал Нилов и, схватив руку Государя, несколько раз ее поцеловал. Его Величество крепко обнял своего флаг-капитана и сказал: «Как жаль Константин Дмитриевич, что Вас не пускают в Царское со мною».
