В панике метнулась под лестницу и притаилась в густой тени, задержав дыхание, слушая только удары собственного сердца и стук каблуков по паркету. Остановился? Кажется да. Я зажала лот ладонью, умоляя, чтобы не заметил, прошел мимо. Шаги возобновились и вскоре застучали над головой, человек поднимался по лестнице. Я с облегчением вздохнула и опустила руку. Как хорошо, что не стала подниматься в спальню! Теперь у меня есть время, чтобы метнуться во двор, а там…
Привстав на цыпочки, я высунулась из тени, повертела головой вправо, влево. Никого! Я подобрала юбки, вздохнула и метнулась прочь.
И тут же влетела в объятия генерала.
— Попались! — тихо шепнул он и, выкрутив мне руку, прижал к себе спиной. — Куда собрались, пичужка?
Жаркое дыхание обжигало щеку. Я набрала воздуха в грудь, пискнула:
— На пом…
Жесткая ладонь зажала рот. Я замычала, тряся головой. Сердце выпрыгивало из груди, в ушах шумело. Я попыталась ударить его каблуком в ступню, как уже делала с Якобом, но лишь нелепо взбрыкнула ногами. Генерал сухо рассмеялся и втолкнул меня под лестницу.
— А вы строптивая, фройлен, — проговорил он, дохнув на меня вином. — Не кричите, будет хуже.
Я снова замычала и попыталась укусить его пальцы. Он стиснул меня сильнее, прижал к груди, едва не выламывая руку. Из моей груди вырвался стон, в глазах помутилось, и как сквозь пелену я услышала спокойное:
— Предпочитаю, чтобы фройлен стонала от страсти, а не от боли. Но если будете кричать, мне придется сломать вам руку. Вы ведь не будете кричать, правда?
Он сжал мое запястье до хруста. Я едва не взвыла, слезы брызнули из глаз, и я затрясла головой.
— Послушная пичужка. Мне нравится, — шепнул на ухо генерал и отпустил руку.
— Прошу, — простонала я. — Мне больно…
Он развернул меня к себе. Я скользнула взглядом по его лицу, увидела собственное отражение в очках: они крепились на тонком кожаном ремешке, обернутым вокруг головы, и я удивилась, как не заметила этого раньше. Вблизи лицо генерала выглядело не таким холеным, скорее уставшим, на щеках заметна пробивающаяся щетина, между бровями залегла глубокая складка, сжатые губы выражали крайнюю сосредоточенность.
— Вы так юны и прелестны, фройлен, — сказал генерал и провел ладонью по моему лицу. — И совсем не бледная моль, как поговаривают при дворе.
Кто бы так ни говорил, но мне стало обидно за Мэрион.
— Они ошибаются, Ваше Сиятельство, — ответила я.
— Вот как?
Он не улыбнулся, придвинулся ближе. Мое испуганное лицо скользнуло в отражении его очков, и в них заклубилась золотистая мгла. Я нервно вздохнула, облизав сразу пересохшие губы, и сказала срывающимся голосом:
