. Да и мы немного отдохнем от их бесчисленных писаний, полных бесчисленных глупостей. Насколько больше пользы было бы для страны, если бы эти паразиты-бумагомараки были хорошими пахарями, виноградарями, пеонами на фермах и государственных эстансиях, а не чернильным семенем — бичом хуже саранчи!
Ваше Превосходительство, писцов больше восьми тысяч, а пасквиль всего один. Пришлось бы передавать его поочередно от одного к другому, и тогда, чтобы просмотреть пятьсот тысяч листов, им потребовалось бы лет двадцать пять... Нет, мошенник, нет! Разорви листок на крохотные кусочки, так чтобы написанное на них было лишено смысла. Никто не должен узнать содержание пасквиля. Раздай частички ребуса тысячам этих плутов. Подумай, как сделать так, чтобы они шпионили друг за другом. Каналья, который это состряпал, сам себя выдаст. Споткнется о какую-нибудь букву, какую-нибудь запятую. От нечистой совести ему померещится сходство. Любой из них может быть злоумышленником; даже самый захудалый из этих писцов. Ваше приказание будет выполнено, сеньор. Хотя меня подмывает сказать вам, Ваше Превосходительство, что в этом почти нет надобности. Как это нет надобности, бездельник? Я с одного взгляда, Вашество, распознаю почерк каждого писца. По малейшему клочку бумаги. А если угодно знать Вашему Превосходительству, даже по точкам в конце фраз. Вашей Милости известно лучше, чем мне, что точки никогда не бывают совсем круглыми, так же как буквы совсем одинаковыми — даже между самыми похожими всегда есть какое-нибудь различие. Одна жирнее, другая тоньше. У одного «к» усики длиннее, у другого короче. У одного «о» хвостик свисает вниз, у другого загибается кверху. Я уже не говорю о наклоне, о размашистости. О кривых ножках. О перекладинах. О завитушках. О шапках заглавных букв. О замысловатых росчерках, сделанных одним движением, без отрыва пера от бумаги, как тот, который вы, Ваше Превосходительство, делаете под своим верховным именем, иногда залезая на поля... Хватит с меня твоих каллиграфических изысканий, недоумок! Я только хотел напомнить Вашеству, что помню каждое дело в архиве. По крайней мере каждое из поступивших туда с тех пор, как Ваша Милость соблаговолила назначить меня своим личным секретарем и управляющим делами Верховного Правительства вслед за доном Хасинто Руисом, Доном Бернардино Вильямайором, доном Себастиано Мартинесом Сансом, доном Хуаном Абдоном Бехарано. Дон Матео Флейтас, мой непосредственный предшественник на этом почетном посту, сейчас живет в Ка’асапа, вкушая заслуженный отдых. Живет взаперти, как в тюрьме, и притом в полнейшей темноте. Днем его никто не видит. Сыч сычом, сеньор. Затаился, как урукуре’а
