– Она вещает, княже! Говорит, что настанет день – и придут истинные воины, и уничтожат всех бледнокожих и их приспешников, и сложат из их сердец пирамиды выше самых высоких гор, и воссияет вновь сила майя, которым суждено править самим Временем…
– Вон, оба!
В глазах Ратибора вспыхнул жуткий свет гнева, и под их взглядом вещунья начала затихать.
– Что не ясно?!
Оба слава торопливо выскочили прочь из камеры пыток и услышали, как позади лязгнул засов, запирающий массивную дверь. Толмач сделал знак, отгоняющий нечистую силу:
– Озверел наш князь… Как пить дать убьёт!
– Не убьёт… Но изувечит точно!
Прислушались, но дверь была сделана на совесть, почти ни звука не доносилось из-за массивных плах красного дерева. Потом вдруг пленница дико завопила, но крик резко оборвался, будто ей вогнали кляп в рот… Снова тишина… Прошло примерно с полчаса.
– Всё. Кончил её князь…
В этот момент лязгнул засов, и на пороге вырос Ратибор с укрытым плащом безжизненным телом на руках.
– В порубе где место есть получше?
Палач мгновенно откликнулся:
– За мной, княже…
Открыл дверь – князь окинул взглядом комнатку. Сухо. Чисто. Кровать с тощим матрасом. В углу – лохань деревянная с водой. И – кольцо в стене. Аккуратно положил тело на ложе. Палач за спиной шумно вздохнул с облегчением – жива, знать. Не убил её Бешеный…
– Цепи дай.
– Какие, княже?
– Ошейник да кандалы ручные и ножные.
– Сейчас, княже.
Метнулся наружу, через несколько мгновений вернулся назад.
– Да, платье принеси. Чистое. Всё равно какое. Лучше мужское.
Пока палач бегал, всмотрелся в прикрытую плащом фигуру – что же он наделал?! Как только мог?! И с кем! С людоедкой…
Палач вновь появился, сложил стопку из хлопковых брюк и рубахи рядом. Ратибор махнул рукой – иди. Тот, поклонившись, вышел. Князь вздохнул, развернул одежду – великовата, естественно. Ну да пойдёт… Осторожно натянул на обнажённое тело мягкий хлопок, затем приступил к оковам. Браслеты на руки. Чуть больше – на лодыжки. Обруч на пояс. Ошейник… Цепь к стене… Закончил вроде. Поднялся, забрал свой плащ, в который закутал пленницу, когда выносил из пыточной. Вышел наружу, сурово взглянул на обоих тюремщиков, ожидавших его за углом коридора:
– Беречь пуще глаза своего. Пальцем не сметь трогать. Кормить – нормально. Пока тут посидит. Буду уезжать в Славград – заберу. До той поры чтобы жива осталась. И – ни слова никому, ясно?!
Закивали. Ратибор развернулся, пошёл прочь.
…С утра себе князь места не находил после вчерашнего. Ну как только мог он гневу поддаться, на девку-людоедку позариться? Бродил по горнице половину утра, потом плюнул, оседлал коня, взял с собой Добрыню да поехал к рыцарям. Те бодрые, в чистой одёже, себя в порядок приводят: бреются, доспехи свои чистят, мечи точат. Некоторые занимаются. Увидели князя, склонились в поклоне. Тот не стал ничего говорить, хотя не по нраву ему такое раболепие. Позвал в сторонку командира, начали разговаривать о том, что решили вчера Крок и Ратибор.
