Но картинки эти привели его в умиление, он никогда не попадал вот в такие девичьи комнатки, где томится молодость. Снова вспомнил о своем возрасте и почувствовал ответственность за свое пребывание здесь, пусть и по воле случая, а впрочем, о каком случае может идти речь, если он сам поволокся за ней по улицам, ведь она вела себя без тени кокетства.
Нужно было что-то сделать, чтобы она перестала молча расхаживать по комнате, как-то остановить это нервное хождение.
— Сядьте, пожалуйста.
— Зачем?
— Теперь я вас прошу.
— Не могу. Мне так лучше. Я не могу сидеть на месте. Вам этого не понять.
— В клубе-то вы сидели?
— Потому что пила. Вы не видели, я сидела спиной к залу.
— Я видел. Еще раз прошу вас, присядьте.
Безрезультатно. Каждый ее ответ, произнесенный тихим голосом, плыл как бы в другом потоке, уходя от главного сплетения мыслей. Как же вырвать ее из этого плена не дающих ей покоя и, возможно, болезненных мыслей?
От просительного тона он перешел к решительному:
— Садись, говорят тебе!
Она остановилась и зло посмотрела на него:
— Это еще что?
— Садись! Если не сядешь, я сейчас же уйду. Я вовсе не обязан терять здесь время.
— Можете идти, все вы одинаковы.
Он взял со стола коробку спичек и пачку сигарет. Она стояла рядом. Ну вот, сейчас снова начнет возмущаться. Губы ее дрожали, она сдерживала готовые сорваться слова.
И вдруг:
— Если вы уйдете, я тут же! — и показала взглядом на открытое окно.
Шантаж? А может, и в самом деле? Он по-прежнему ничего не знает о ней. Кто она, черт возьми, почему так странно ведет себя? Какова история ее жизни? Он уже какое-то время наблюдает за ней, но только одно представляется ему бесспорным: она не лжет, ее глаза говорят правду. Она действительно несчастна. Он нежно прикоснулся к ее плечу.
— Ну пожалуйста, сядьте, так будет лучше. Может, хоть немного успокоитесь.
Она покорно разрешила подвести себя к креслу. Отпуская ее плечо, он почувствовал, что сейчас совершенно необходимо, чтобы его ладонь легла на ее руку, покоившуюся на подлокотнике кресла, он не должен ее убирать. И самым теплым тоном, на какой только был способен, изрек избитую фразу:
— Поговорим спокойно.
— О чем?
— О вас. Очень хочется, например, узнать, как вас зовут?
— Вы задаете вопросы, как какой-нибудь студентик. Зачем вам нужно?
— Вы правы, в моих устах это звучит смешно. Такие вопросы я задавал лет двадцать назад. А сегодня делаю то же ради вас, чтобы легче было разговаривать с вами.
— Вы не уйдете?
