Взгляд молодой светловолосой женщины — на вид ей нельзя было дать и семнадцати — излучал спокойную материнскую радость и серьезность, что совсем не шло к ее девчоночьему лицу. Со своим двухлетним сыном она разговаривала терпеливо и с достоинством, как человек, обладающий ясной целью в жизни и чувством хорошо исполняемого долга. Несмотря на довольно поздний час, ребенок был бодр и все время болтал.
— А где мы были, мамочка?
— В банке.
— А зачем в банке?
— Чтобы получить денежки.
— А зачем денежки?
— А затем, что у бабушки именины.
— А зачем у бабушки именины?
— Чтобы сделать ей приятное. У тебя тоже были именины.
— А денежки зачем?
— Чтобы купить бабушке подарок и цветочки.
— А какие цветочки?
— Может быть, розы, может, гвоздики. Завтра купим, Яцек.
До этого момента разговор был вполне серьезен. Но тут мальчик, внимательно глядевший матери в глаза, замахал ручонками и, шлепая ее по плечу, закричал с внезапной решимостью:
— Розы, розы, мамочка. Я хочу розы, и бабушка тоже так хочет.
Решительность маленького мужчины исключала всяческие возражения. Видя, что Анджей прислушивается к их разговору, мать улыбнулась ему и сказала малышу:
— Я согласна, купим розы. Ведь отдавать цветы бабушке будешь ты.
Маленький Яцек молниеносно соскочил с материнских коленей и запрыгал, застучал красными туфельками по полу автобуса, оповещая всех пассажиров о своей радости:
— Я буду отдавать цветочки, я буду отдавать цветочки, я буду отдавать цветочки.
Теперь заулыбались все: и мать, и старый инвалид, который на минутку оторвался от «Экспресса», его глаза цвета грязной мыльной пены посветлели. Рассмеялась и только что вошедшая в автобус молодая парочка — они стояли рядом, шурша нейлоновыми куртками.
— Да-да, цветы отдашь ты, но стой спокойно, а не то упадешь и ушибешь голову, — сказала мать, притягивая ребенка к себе.
«Она сказала «голову», — подумал Анджей, — и по одному этому можно судить, что она мудрая мать, не признает сюсюканья. Будь у меня сын, я воспитывал бы его точно так же».
Еще немного — и он проехал бы свою остановку, они были уже на площади Трех Крестов. Автобус поворачивал, огибая ротонду костела.
— Славный сынок у вас, — сказал Анджей счастливой матери, выходя из автобуса.
Она с улыбкой кивнула ему, наверняка не догадываясь, что в похвале была и тихая зависть человека, который после многих лет супружества так и не смог насладиться радостью отцовства. Может быть, именно это…
Через минуту он уже входил в зал, где часто сиживал Петр — иногда в компании композиторов, а иногда и в одиночку за рюмкой водки и чашкой черного кофе. Он вовсе не был пьяницей, но считал, что после работы — а по вечерам он никогда не работал — ему полагается награда за труд, упорный и каждодневный. Да, Петр что-то значил в своей среде, а вот он, Анджей, все время сидел меж двух стульев.
