– У нас в классе карантин! – объявила Наташка. – Мы все заболеем чумой, холерой и чёрной оспой! – И, расхохотавшись, призналась, не дожидаясь расспросов: – На самом деле просто свинка. От неё не умирают, а только превращаются в поросёнка. Но через неделю – обратно в человека, так что ты не бойся.
А я и не боялся.
Сказал:
– Даже если в поросёнка с чумой и холерой, я всё равно согласен с тобой гулять.
Из всех признаний в любви, которые мне довелось произнести в жизни, это, конечно, было самое совершенное.
Наташка его тоже оценила.
– За это я тебя покатаю, – сказала она. – Чур ты будешь мои дети, мальчик и девочка, близнецы.
Я слова сказать не успел, а Наташка уже усадила меня на санки и потащила куда-то по утоптанной за день тропинке.
– Закрой глаза! – велела она. – И чур не подглядывать.
Ехать на санках с закрытыми глазами оказалось так здорово, что у меня сразу прошла охота спорить, объяснять, что я не могу быть двумя детьми сразу, даже понарошку. Потому что я уже есть – один. Так получилось.
А потом я почувствовал, что кто-то крепко держится за меня двумя руками. И одновременно мои руки тоже вцепились в чьё-то мягкое, толстое, тёплое даже на ощупь пальто. Поэтому глаза я так и не открыл. Подумал, лучше мне не видеть, что меня действительно стало двое. Пока не увидел, не считается, а пока не считается, я как-нибудь потерплю.
Поездка завершилась в сугробе, куда Наташка опрокинула санки вместе со мной. И сама плюхнулась сверху. Крикнула: «Всё! Чур ты больше не мои дети! Ты опять один!» И я наконец открыл глаза, на радостях забыв на неё рассердиться.
Летом Наташка переехала. Не в другой город, но на противоположный конец нашего – тоже ничего хорошего. Обычно детские дружбы на этом и заканчиваются. Особенно когда нет телефонов. А у нас их не было. Не то что мобильников, которые тогда даже в воображении сценаристов фантастических фильмов возникали нечасто, но и обычных стационарных с крутящимися дисками – ни в нашем старом доме, ни в новостройке, где получили квартиру Наташкины родители.
– Мы не потеряемся, – твёрдо сказала Наташка, залезая в грузовик, набитый вещами. – Я тебе обещаю, вот увидишь.
Я ей, конечно, верил. Но думал, «не потеряемся» – это про далёкое будущее. Вырастем, станем взрослыми, пойдём в справочное бюро и найдём друг друга. Специально для этого записал в блокнот Наташкину фамилию – вдруг забуду. Приготовился жить без Наташки долго-долго, и эта перспектива так меня потрясла, что я даже реветь не стал. Не то чтобы мужественно терпел, просто не получилось. Иногда слёзы – это слишком мало, вот что я тогда понял.
