С наступлением оттепели, в преддверии Нового года Лена стала работать больше. Она почти не поднималась на наш этаж. Чаще всего теперь она звонила мне снизу, из рекламного агентства, спрашивала, нет ли поблизости Миши, или Вадима, или Вени – её коллег, кого-нибудь из других сотрудников.
И в заключение короткого разговора:
– Борь, а ты не хочешь спуститься вниз? Поговорим…
И я, как влюбленный кадетик, слетал по лестнице вниз, на ходу застёгивая синюю рабочую куртку.
Мы устраивались в вестибюле, в уголке, на холодном по-вагонному диване. Прихожая работающего учреждения – не место для веселья, и здесь мы говорили вполголоса, почти всегда на серьёзные темы. Мельтешащие у входа люди в этом нам не мешали. Здесь Лена жаловалась на свою не очень удающуюся жизнь, иногда недоумевала печально и задавала мне свои бесчисленные «почему?» касательно мужской психологии вообще и её мужа – в частности. Как умел, с наивозможной искренностью я отвечал ей. Драгоценная мозаика витражей делала разбежавшееся вширь помещение компактнее, строже и выше. Застывшая в стекле немеркнущая яркость красок напоминала о храмах и исповедальнях.
Тогда я не обращал внимания на то, что постепенно Лена перестала заходить в прорабскую именно ко мне и просто так, что теперь она заглядывает между делом, а на второй этаж поднимается в основном к компьютерщикам, с которыми «лепит» рекламу. Я пропустил мимо глаз, что со временем Леночка и вовсе перестала посещать наш этаж. И теперь мы встречались только внизу, после её звонка, в котором предложение встретиться она почти всегда предваряла мелкой просьбой: позвать кого-нибудь к трубке, принести для агентства писчей бумаги, стержней с пастой или ленту для факса, лампу дневного света взамен перегоревшей. Болезненно отозвалось во мне лишь то, что свидания наши стали реже. За весь декабрь мы встретились хорошо если раз шесть. Я пока не задумывался, какое место я занимаю в жизни Лены, что у неё могут быть и другие исповедники и родственные души.
Тогда я не думал над всем этим. Прискорбна, конечно, редкость встреч. Но по-настоящему важным было другое: всё-таки эти встречи по-прежнему назначались и свершались! И в каждое свидание, даже самое короткое, я погружался в тёплые волны целебного озера несравненной женственности, истинного обаяния и пусть короткого, но пристального, заинтересованного внимания. И они, волны эти, уносили меня из уныло пережёвываемого время от времени прошлого с неудачным давним браком и из прострации настоящего.
