Память для Шефнера, без сомнения, — самое изумительное свойство человеческого разума, самое великое достояние природы! «Вспоминая забытое, мы как бы воскрешаем его, творим чудо, — заявляет Шефнер. — Но память — это вообще чудо бытия... Птица помнит, куда она должна лететь; зерно помнит, что оно должно стать колосом; человек помнит, чтобы мыслить. Именно память объединяет людей в Человечество, и именно память создает каждому человеку его внутренний мир, не схожий с другими».
Слова эти иллюстрируют, наверное, главный художественный принцип писателя, — ведь и психологическая проза Шефнера, начиная с «Облаков над дорогой» (1949–1954), и его поэзия твердо опираются на фундамент личной памяти.
Так же, как, впрочем, и повесть «Сестра печали» (1963–1968), посвященная Великой Отечественной войне и ленинградской блокаде. «Сестра печали» не автобиографична в прямом смысле слова, но это тоже повесть-воспоминание: о грезах и надеждах юности, о романтической первой любви, о всенародной войне, которая так никогда и не кончилась для тех, кто был на ней убит, о трагических днях блокады и о долгожданной победе! Как и «Чаепитие на желтой веранде», эта баллада в прозе, кроме внешнего, событийного, имеет внутренний, лирический сюжет, восходящий к той же психологической основе, что и шефнеровская поэзия.
2
Первая поэтическая книга Шефнера «Светлый берег» была опубликована в предвоенном 1940 году. Сорок с лишним лет отделяют ее от изданного в канун семидесятилетия поэта сборника «Годы и миги», за который Шефнеру была присуждена Государственная премия РСФСР им. М. Горького в 1985 году. И все-таки несомненна их родственность, скрепленная постоянством истинного таланта. Даже при беглом прочтении нельзя не обратить внимания на подчеркнуто философский настрой и совсем ранних, и поздних шефнеровских стихов, на их, если угодно, «космический» лиризм, на неизменный авторский интерес к кардинальным проблемам бытия.
Шефнер со времен «Светлого берега» неоднократно подтверждал свою приверженность традициям русской классической лирики. С тридцатых годов, когда он участвовал в Объединении ленинградских поэтов, которых Тынянов за их ориентацию на классику полушутливо называл «архаистами», — с той ученической поры Шефнер искал на карте отечественной поэзии близкий ему материк, нащупывал путеводную нить своей литературной родословной. Первыми среди его пристрастий были Баратынский и Тютчев, но постепенно круг имен расширялся — и за счет предшественников, и за счет единомышленников-современников.
