Но Верхотуровы рискнули.
Такие они уж все и были. Коренастые, кряжистые, дружные — они грудью ломились вперед. И за это деревня уважала их. Надумали соболей промышлять, никогда дальше сотни-другой верст от своей Курейки не отходили, а вот отправились в такую даль, и теперь были с богатым промыслом.
Веселые плыли они домой. Точно хмельные от удачи, шутили друг с другом, подтрунивали над младшим Климом. Или порою нескладно пели песни.
— О-эй! мужики! Слышьте-ка, постойте!..
Плывшие оглянулись на этот неожиданный звонкий крик. По берегу, догоняя лодку, бежала женщина. Ярко-малиновый платок развевался на ее голове, короткая решменка[1] была плотно стянута поясом, за плечами болталась котомка, в руках свежий желтый посох.
Степан, сидевшей на корме, затабанил веслом, и лодка, баламуча воду, отстала от речного течения и криво стала приближаться к берегу.
— Чего тебе, молодайка? — крикнул Иннокентий. — чего орешь-то?...
Женщина, широко улыбаясь и блестя крепкими молодыми зубами, подошла к самой воде и, идя рядом с лодкой, весело заговорила:
— С Волоку я... Тамошняя, в сроку была[2]... Теперичи домой иду... Не подвезете ли?.. Спутчики будете... одной-то непривычно, да и боязно... Не возьмете ли, мужики?.. Вы, видно, дальше...
Степан ударил веслом раз-другой, лодка уткнулась носом в рыхлый глинистый берег.
Женщина ухватилась за нос лодки и слегка подтащила ее к себе.
— Промышленники вы, стало быть, — полувопросительно сказала она и отчего-то рассмеялась. Лицо ее, широкое, веснущатое с сочными губами и лукавыми карими глазами, осветилось сразу. Глаза смотрели ласково и не смущенно.
— Здравствуйте-ка!
— Здравствуй! — дружно ответили Верхотуровы и по их лицам, точно ответ смеха этой чужой, неожиданно появившейся бабы, заяснели улыбки.
— С Волоку ты? — оглядел Степан бабу и ухмыльнулся. — Пешим путем, значит, домой попадаешь?
— Пешим, дяденька! — сверкнула она зубами. Обвела всех троих чуть-чуть смеющимся взглядом, словно сравнивая. Задержалась подольше на Климе, который вспыхнул и смущенно засмеялся.
— Братовья вы, стало быть? — сообразила она.
— Братовья!.. — мотнул головой Иннокентий и выскочил на берег. За ним вылезли из лодки и остальные. Задымили трубками, разминали ноги, потягивались.
Женщина спустила котомку на сухое место, сложила туда же и посох и развязала платок. Громко хлопнув им, она снова повязала голову. Из-под платка выбилась ровная прядка волос. Лицо сразу стало моложе и приветливей. Потом она, отвернувшись спиною к мужикам, подтянула сползнувший толстый чулок и покрепче завязала шнурки у легких чирков.
