Николай, хмуря брови, стоял пред нею и загораживал ее путь. Он смотрел на ее руки, на ребенка, на ее ношу.
— Мне надо переговорить с тобою. Очень хорошо, что мы встретились... Покажи ребенка!
Она отстранилась от него и прижала свою ношу крепче к груди.
— Пустите!.. Нам не о чем разговаривать!
— Вот ловко! — с хмурой усмешкой крикнул он: — Здорово! Не о чем говорить? А ребенок, это что, пустяк?..
— Ребенок мой.
— Не глупи, Мария! Давай спокойно потолкуем... Пойдем сядем где-нибудь. Возьми себя в руки и попробуй послушать меня...
— Ты хочешь, чтоб я закричала, чтоб позвала на помощь?! Не приставай ко мне! Пусти меня... Уходи!
Мария оглянулась кругом. Она увидела по-летнему пустынную улицу; она заметила недалеко длинную скамью у чьих-то наглухо закрытых ворот. Неожиданно для самой себя она вздохнула. Ловя этот вздох, Николай придвинулся к ней еще ближе.
— Десять минут. Только десять минут. Не больше... Вон там сядем. Садись, тебе тяжело держать его. Ну, сядь!
И, не зная, почему, она согласилась. Прошла к скамейке. Опустилась на нее. И почувствовала, что, действительно, было тяжело нести ребенка, что руки ее устали.
— Вот... — нерешительно улыбнулся Николай: — Вот видишь, я не съел тебя... А ты похудела. Бледная какая ты стала. Тебе поправляться нужно. И ребенок, поди, тоже слабенький. Покажи?
Она неподвижно застыла, и тогда он наклонился над ребенком и развернул закутывавшие его пеленки.
— Глаза серенькие... — смущенно сказал Николай: — Смешные серенькие глазки... Неужели, действительно, мой?
— Что? — отстранилась от него вместе с ребенком Мария: — Что такое? — не понимая, но что-то сразу почувствовав, спросила она.
— Я хочу знать: действительно ли этот малыш мой... от меня?
— Ты... — Мария поднялась, подхватив неловко ребенка — Ты... негодяй!.. Уйди! Пропусти меня!
Она оттолкнула Николая и, не слушая его, пошла. Идя следом за нею, Николай говорил:
— Не волнуйся, пожалуйста! Я имею полное право интересоваться этим. Почем я знаю, что ребенок мой?... Я не уверен в том, что ты была девушкой, когда мы сходились с тобой! Не уверен!.. Тогда это не значило для меня, ничего не значило... вот теперь совсем другое дело!.. Должна же ты понять!.. Я хочу тебе помочь. Ну, ради тебя самой, а главное, ради ребенка. И, конечно, если он мой. И ты мне скажи по-совести: могу я быть уверен в этом?..
Мария не слушала его и уходила. Но он шел за нею и торопливо продолжал говорить. И, долетая до ее сознания, отдельные слова его, отдельные отрывки фраз хлестали Марию больно, нестерпимо больно.
