Срыванием этой священной печати философ и будет утешаться всю свою жизнь. Позже он назовет Библию своей «любовницей», которая заставила его бросить все и от мистического брака с которой родились его дети: стихи, трактаты, диалоги, притчи… А уже незадолго до смерти он произнесет о себе одну, на первый взгляд странную, фразу: «Я родился и живу только ради того, чтобы читать Библию, чтобы произошло со мной вот это:
Давид мелодийно наигрывает дивно.
На все струны ударяет, Бога восхваляет»
Но это только на первый взгляд… «Вот ты слышишь, мой дражайший Кирилл, – пишет в заключение Сковорода, – что имеет в виду, к чему стремится и чего желает моя душа, чтобы тебе не спрашивать о том, чем я занимаюсь». И как иллюстрацию этих своих слов и еще в подтверждение мысли о том, что Бог – рядом, что он в каждом из нас, приводит строчки из своего любимого Сенеки, точнее – из его «Моральных писем к Луцилию»: «Ты делаешь самое лучшее и для тебя спасительное дело, если, как ты пишешь, твердо идешь по пути здравого разума: как глупо выпрашивать то, чего можешь сам достигнуть. Не требуется воздевать к небу руки, не нужно упрашивать стража храма допустить нас до ушей статуи, дабы нас могли лучше слышать. Бог подле тебя с тобою есть, в тебе есть. Я так говорю, Люцилий; внутри нас находится священный дух, наблюдатель и страж наших зол и благ: как мы с ним общаемся, так и он обращается с нами. Добрый муж без Бога – никто». «О Кирилл! – восклицает Сковорода. – Не кажется ли тебе это громом с третьего неба?»
О том, что именно над этими вопросами размышлял Сковорода, находясь в Троице-Сергиевой лавре, свидетельствует и одно из его писем к Михаилу Ковалинскому. В нем Сковорода вспоминает, как, перечитывая книги в лаврской библиотеке, он случайно наткнулся на старую греческую эпиграмму, которая ему очень понравилась – философ даже перевел ее на латынь:
Когда Венера, сопровождаемая своим Купидоном,
Встретилась однажды с девятью музами,
Она обратилась к ним с такими словами:
«Меня чтите, о музы: я первая из всех богов,
Мою власть признают все боги и люди».
Так сказала Венера. А музы: «Но над нами ты не властна.
Музы чтут святилище Геликона, а не твое царство».
О чем же идет речь в этой действительно изысканной эпиграмме, которую, поговаривают, когда-то в юности написал сам Платон? В конце концов – об отречении от мирских дел, а может быть, и о мужестве оставаться наедине с собой…
Итак, Сковорода покидает гостеприимную Троице-Сергиеву лавру и возвращается в Переяславль. Но не успел он еще доехать до города, как Степан Томара стал просить своих знакомых, чтобы те любыми способами уговорили философа снова взяться за воспитание его старшего сына. Сковорода об этом и слушать не хотел, хорошо помня об обычаях и нравах и самого Томары-отца, и его родни. Тогда кто-то из приятелей шляхтича прибегнул к хитрости и сумел-таки доставить Сковороду в Каврай – каким-то образом он сделал это ночью, когда Сковорода крепко спал.
