– У них есть собственный гимн? – изобразила я удивление. – Это оригинально.
– Так думаешь только ты. А для всех остальных – это еще один знак того, что мы погрязли в разврате.
Райц потянулся за халатом, подштанники уже были надеты; в этот бесформенный белый мешок, который доходил ему почти до колен и всегда вызывал в моей памяти бабушкин испуганный возглас: «Что это за жуть такая?!» – он прятался сразу, как только мы заканчивали.
Вспомнив о парнях в переулке, я чуть спустила с себя одеяло и обнажила грудь:
– Иди сюда. Пососи меня, папочка.
Ему нравилось, когда я звала его папочкой в процессе, а меня он любил называть своей Liebling[37], но только в постели.
Лицо Райца помрачнело.
– Уже поздно, – пробормотал он. – Тебе лучше вернуться в пансион, пока фрау Арнольди не нашла повода что-нибудь сказать.
Я зевнула:
– Фрау Арнольди всегда есть что сказать. Но я плачу за комнату каждый месяц, так что много она не наговорит.
Я едва не добавила, что он тоже получает плату, хотя намек был ясен. Райц никогда не позволял мне остаться на ночь, чтобы горничная, которая приходила убирать по утрам, не увидела меня. Горничная, соседи или случайный прохожий. Мы могли опускать жалюзи, чтобы осквернить его постель, но, если бы я вышла из парадной двери его дома при свете дня, нам было бы не скрыться.
Райц подвязал халат поясом.
– Так что же ты думаешь? – спросила я и, выскочив из кровати, положила руки на его худые плечи. У меня снова возникло желание уколоть. – Ты мог бы поехать со мной, – прошептала я ему на ухо, – ведь ты говорил, что бросил музицировать и всегда жалел об этом. Ты сможешь снова начать играть. Мы переедем в Берлин, возьмем себе новые имена, начнем новую…
– Хватит… – оборвал меня Райц и сделал шаг назад. Лед в его голосе заставил меня застыть на месте. – Я никогда не говорил, что сожалею об этом. Я сказал, что сдался, уступил обстоятельствам.
– Разве это не одно и то же? – нахмурилась я.
– Может, так и было. Но теперь? Берлин? – засмеялся он. – Жить среди иммигрантов, евреев и извращенцев. И в моем возрасте, с тобой одной – это нелепо.
Он меня разозлил. Я быстро надела платье, сунула ноги в туфли и приготовилась протопать мимо него.
– Не сердись, – тихо сказал он, – я не имел в виду, что было бы нелепо жить с тобой, только…
– Только – что? – Я злобно глянула на него. – Я недостаточно изысканна? Недостаточно талантлива?
– О нет! Ты уже не та девушка, которую я когда-то встретил. Но у меня нет интереса кардинально менять свою жизнь, чтобы заниматься тем… ну, тем, чем ты полагаешь нужным заняться в Берлине.
