Последние слова он произнес уже громко. Татьяна по-хозяйски стукнула его кулачком по спине: «Иди уж!..»
На саратовском перроне было зябко, так же, как в Петровске, моросил мелкий нудный дождь. И мы быстро вернулись в вагон. Я смотрел на Валентину и думал: «Если этой ночью у меня с ней ничего не получится, то завтра и думать нечего – она выйдет в своих этих Шортандах, и я никогда ее больше не увижу…»
Но что тут можно придумать? Даже если Валя согласится, то не стоя же в заплеванном, прокуренном тамбуре? И ни, тем более, в туалете? Я, тогда молодой и совершенно неискушенный в таких делах, и помыслить не мог, что порядочную молодую девушку можно, грубо говоря, отыметь в таких скотских условиях.
Тарбазан снова просунул голову к нам в купе:
– Что, молодые люди, заскучали? А у меня самогонка есть.
– Валюша, может, выпьем по граммулечке? – с надеждой спросил я Валю (а вдруг ситуация потом развернется в выгодную для меня сторону). – Она хорошая, очищенная.
– А, давайте вашу самогонку, – махнула рукой Валентина. – У меня колбаса есть.
– Какая колбаса, какая колбаса, – обрадованно зачастил Тарбазан. – У нас вон сало и огурцы, самое то для самогоночки.
Голова его исчезла. «Бу-бу-бу…» – послышалось за стенкой купе. И через пару минут Витюха уже перебрался к нам, держа в одной руке бутылку с прозрачной жидкостью с нахлобученным на ее головку пластиковым раскладным стаканчиком, во второй газетный сверток.
Поезд в это время уже тронулся и мерно раскачиваясь и татакая колесными парами, все убыстрял ход. Тарбазан, бесцеремонно распихав нас с Валентиной, уселся между нами, развернул на столике газетку, в которой оказалось остро и дразняще пахнущее чесноком уже порезанное ломтями сало и хлеб.
Он сноровисто набулькал в стаканчик из бутылки и протянул его Валентине:
– Ну, красавица, давай… За знакомство… За дембель наш… За дорогу нормальную… Пей, пей, не раздумывай.
Валентина церемонно приняла стаканчик, оттопырив мизинчик с накрашенным ногтем, улыбнулась:
– Ну, мальчики, за вас!
Она коротко выдохнула в сторону, зажмурилась и медленно выцедила содержимое стаканчика, торопливо замахала ладошкой у раскрытого рта.
Тарбазан тут же протянул ей кусок хлеба с ломтиком сала поверху:
– Закусывай, закусывай давай!
Валентина взяла бутерброд и, подставив под него ладошку, чтобы не сыпать крошками на пол, аккуратно откусила кусочек, зажевала, медленно шевеля сомкнутыми накрашенными губами, вкус помады которых я все еще ощущал. Валентина все делала с особым природным изяществом: ходила, говорила, поправляла прическу, улыбалась, ела…
