Поездка длилась два часа и тридцать пять минут. Между Амьеном и Аббевилем железнодорожная линия проходила рядом с мощёной просёлочной дорогой, по которой Луиза и Леон ехали в тот раз. Ему чудилось, что он помнит вот эту харчевню или вон ту мельницу, а может, и одинокую липу или особенно красивую виллу, и он напряжённо вглядывался в поисках гряды холмов, на которой Луиза и он, в версте друг от друга, по отдельности полегли в бомбовые воронки. Спустя десять лет после окончания войны самые явные следы военного опустошения уже исчезли; люди починили дороги и заново отстроили дома, а природа сровняла окопы и милостиво покрыла зеленью бомбовые воронки.
В Аббевиле он сел на туристический трамвайчик, который доставил его по тряской дороге в Ле Трепор. Он был единственным пассажиром, за исключением пары школьников и девушки в деревянных башмаках, у которой на коленях стояла корзина белокочанной капусты. По трамваю было видно, что за годы войны, инфляции и экономического кризиса парижские отдыхающие иссякли; лиловая обивка сидений обносилась и растрескалась, стёкла окон были мутные, кожаные ремни рваные, хромированные штанги поблекшие, а рельсы гнутые, и между ними рос бурьян. По дороге никто не сел в трамвай и никто не вышел. Только на конечной станции на набережной Франсуа Первого школьники с шумом выбежали наружу, за ними выскользнула девушка в деревянных башмаках.
На портовой набережной Леон огляделся, как будто присутствовала хоть малейшая возможность, что из боковой улочки, в каком-нибудь окне, на борту рыбацкой лодки покажется девушка с зелёными глазами. Вон у того уличного фонаря они тогда поставили свои велосипеды, где-то возле этой причальной тумбы она на нём повисла. Вот здесь она бросала в воду у причала белые полоски жира со своей ветчины, вон там она своими пальчиками сунула ему в рот последний кусочек, а вот здесь потешалась над слащавыми рожами отдыхающих. Из этого источника она пила воду, по этим булыжникам мостовой, между которыми росла трава и мох, она ступала своими чёрными, разношенными тапочками на шнурках.
Туристические лодки, которые тогда пыхтя и дымя въезжали в бухту и выезжали в море, теперь стояли на причале у портового парапета, на корпусе у них были водоросли, а люки заколочены досками. На набережной не видно было белых зонтиков от солнца, розовых туфелек и блестящих гамаш, лишь растрёпанные чайки, косматые собаки и орда босоногих мальчишек, играющих в футбол пустой жестяной банкой. Только рыбаки по-прежнему были на месте и приводили свои сети в порядок, курили трубки и узловатыми руками поглаживали свои морщинистые затылки.
