Как нам понимать свою страну. Русская идея и российская идентичность: прошлое, настоящее, будущее | страница 20



За нашей спиною осталисьпаденья, закаты,
Ну хоть бы ничтожный, ну хоть бы невидимый взлет!
Мнехочется верить, что черные наши бушлаты
Дадут нам возможность сегодня увидеть восход.
Сегодня на людях сказали: «Умрите геройски!»
Попробуем, ладно, увидим, какойоборот.
Я только подумал, чужие куря папироски:
Тут кто как сумеет, мневажно увидетьвосход.
Особая рота – особый почет для сапера.
Непрыгайте с финкой на спину мою из ветвей.
Напрасно стараться, я и с перерезанным горлом
Сегодня увижувосходдо развязки своей.
Прошлись по тылам мы, держась, чтоб не резать их сонных,
И тут я заметил, когда прокусили проход:
Еще несмышленый, зеленый, но чуткий подсолнух
Уже повернулсяверхушкой своей на восход.
За нашей спиною в шесть тридцатьостались, я знаю,
Не только паденья, закаты, но взлет и восход.
Двапровода голых, зубами скрипя, зачищаю
Восхода не видел, но понял: Вот-воти взойдет.
Уходит обратно на нас поредевшая рота.
Что было – не важно,а важен лишь взорванный форт.
Мне хочется верить, что черная наша работа
Вам дарит возможность беспошлинно видетьвосход.

Надежда увидеть восход, готовность идти на любые Жертвы ради восхода, ради беспошлинной-бесцензурной СВОБОДЫ – вот о чём рассказал Владимир Высоцкий, вторящий Василю Быкову, а, может быть, Быков вторил Высоцкому, оба автора написали свои тексты в одном и том же 1972 году.

Совсем с другой стороны к теме свободы подошёл выдающийся писатель Чингиз Айтматов. Его философский роман «И дольше века длится день» объединяет три разных сюжета – о современниках автора, живущих на глухом полустанке рабочих-дорожниках, исторический миф о древнем племени жуанжуаней и утопию о международном полете в космос. Ключевая идея всех сюжетов общая. Жуанжуани, лишая пленников памяти, превращали их в манкуртов, и манкурт убивает собственную мать. Главный герой другого сюжета – путейщик Едигей – не может похоронить умершего друга, поскольку старое кладбище оказалось на закрытой территории космодрома. Герои романа не могут перейти из прошлого в будущее. Чингиз Торекулович показывает, как в цензурируемом обществе народ лишен истории, лишен нового опыта, как время останавливается, как будущее не наступает и один и тот же день длится дольше века. Мне представляется, это самый глубокий, самый проникновенный «советский» роман о востребованности свободы, о тупиковости системы, построенной на лжи и цензуре. Как-то Айтматов приехал в Москву, в Университет Дружбы народов, где я работал, и у нас состоялся небольшой разговор о романе. Когда я спросил об отношении автора к представленной здесь трактовке, писатель ответил: «если подходить философски, с вами можно согласиться».